Повернувшись, я пошла прочь, чувствуя себя ужасно раздосадованной. Не то чтобы я подозревала Александра в измене или нелюбви, но все-таки мне было обидно. Почему он уделяет столько внимания этой женщине? Да, я тоже танцевала с другими, но ведь ему стоило только подойти, и я бы всех их бросила! К тому же и другая сторона вопроса раздражала меня. На этом приеме я очень ясно, еще с самого начала поняла, что мне уделяют больше внимания и я собираю больше ухажеров, чем леди Гамильтон, какой бы красавицей она ни была. К ней уже привыкли, она была своей, неаполитанской дамой, а я казалась новой, необычной, свежей, а потому более привлекательной. Все так думали. Только, похоже, не Александр. Ну разумеется! По логике, для него нова леди Эмма, а не я.
Быстро поднимаясь по ступенькам и углубившись в собственные мысли, я почти столкнулась на террасе с грузным кардиналом Руффо. Несмотря на свой сан, этот вечный спутник Фердинанда IV казался пьяным. Я сама видела, как много он пил кьянти, сидя на диване и разговаривая с лордом Гамильтоном.
— Это ведь вы — гостья лорда Уильяма, не так ли? — спросил он меня по-итальянски.
— Честно говоря, не думала, ваше высокопреосвященство, что меня так трудно запомнить, — ответила я чуть резче, чем намеревалась.
— Не сердитесь. Я для вас не имею значения, верно? Ступайте к королю. Он изъявил желание танцевать с вами павану.
— Король?
Я пожала плечами. Танцор из Фердинанда IV, по правде говоря, был отвратительный, я станцевала с ним менуэт и гавот и вполне убедилась в этом.
— Ступайте быстрее. Его величество не привык ждать. И вам будет плохо, и мне.
Фердинанд IV слыл грубым, решительным, жестким человеком, порой даже жестоким. Не слишком интересуясь государственными делами и переложив их на плечи своей жены Марии Каролины, он занимался лишь своими увлечениями, которым отдавался с необыкновенной страстью. Первым увлечением была охота, вторым — рыбная ловля, ну, что-то вроде токарного станка для Луи XVI, а третьим и самым сильным — женщины.
Никогда не имея постоянной любовницы и ни к кому не привязываясь надолго, король Неаполя и обеих Сицилий в свои пятьдесят лет похвалялся, что переспал по меньшей мере с двумя тысячами женщин — неаполитанками и иностранками, дамами из высшего общества, крестьянками, проститутками, нищенками, подобранными на улице, и воровками, вызванными из тюрьмы. Предпочтение он отдавал представительницам низших сословий, ибо знатным дамам не слишком нравились его манеры, и, когда была возможность и он не очень настаивал, они всегда сопротивлялись. Не было ничего лестного в том, чтобы завладеть королем на два-три дня.
Мария Каролина давно свыклась с привычками своего супруга и не обращала на них никакого внимания. Она вообще была единственной женщиной, которую он искренне боялся и которой никогда не перечил. Недаром, выступая на Государственном совете, она говорила: «Я — ваш король, Мария Каролина…» Все заботы по управлению государством лежали на ней: она назначала министров, карала, миловала, проводила реформы, объявляла войну, лишь для проформы спрашивая мнение своего супруга. Взамен за такую уступчивость Фердинанда она закрывала глаза на его похождения и ни в чем ему не препятствовала. Впрочем, у нее тоже были свои странности, о которых говорили шепотом.
Мария Каролина правила, Фердинанда IV обожали простые неаполитанцы — лаццарони. Он был так же прост, доступен и груб, как они; когда король ехал по улице, любой нищий мог прицепиться к его карете и поболтать с ним, обращаясь к его величеству на «ты», называя его уличным прозвищем Носатый и зная, что этим доставляет королю одно лишь удовольствие. Он любил циничный юмор, грубые шутки и бесцеремонные манеры. Словно насмехаясь над своей царственной мудрой супругой, он однажды, сидя с ней в королевской ложе в театре Сан-Карло, приказал подать себе тарелку спагетти и во время спектакля невозмутимо ел их руками, чем сорвал бешеные аплодисменты галерки.
Он только тогда шел напролом и проявлял себя жестоко и круто, когда действительно сильно хотел чего-то, а ему в этом мешали.
Вот такой монарх в третий раз за сегодняшний вечер пригласил меня на танец, сделав это не вполне вежливо — через кардинала Руффо.