Ваша жена тоже бесследно пропала. Позвольте же мне предположить вместе со злыми языками, что беда настигла Вас именно на сердечном поприще. Друг мой, и в этом случае я убежден: не опрометчивость двигала Вами, а сильное чувство, столь свойственное молодости. Но кем бы были все мы без сильных чувств, коими наделил нас Создатель в милости своей, чтобы смогли постичь его щедрость? Как бы познали мы Господа без любви? Что бы не говорили Ваши недоброжелатели, что бы не случилось с девушкой - то бишь с Вашей женой, в моих глазах Вы всегда были и остаетесь человеком чести, поскольку лишь только благородство могло заставить Вас вступить с нею в брак, несмотря на все преграды, чинимые судьбой. Я не стану расспрашивать Вас о ней. Раз Вы умолчали, значит, на то были у Вас веские причины.
Порою истина отыскивается в блужданиях, а заблуждение оказывается кратчайшим путем к прозрению. В Пуату ли держите Вы путь, в Руан или в Париж, скачите туда, куда устремлены Ваши помыслы, а мне остается пожелать Вам встретить в дороге достойных Вас спутников.
Сын мой, вот что осмелюсь напомнить Вам напоследок. Юности свойственны ошибки. Я имел честь быть знакомым с Вами с младенческой колыбели и готов свидетельствовать, что Вы переняли лучшее, что было в Вашем покойном батюшке. Помутнения рассудка случаются с лучшими из нас, ведь даже святой Петр не избежал их. Зная, как свойственны Вам терзания совести, могу лишь призывать к силе вашего духа. Не корите себя, мой юный друг. Не Вы виноваты в смерти графа, а злополучная болезнь. Не Вы же и виновны в кончине мадмуазель де Лa Люсе. Господь прибирает к своим рукам тех, кто ему угоден, и на все благая воля его. Увы, dolor animi gravior est quam corporis. О, да, должно быть, Вы совершили ошибку, и никто не в силах вычеркнуть ее из Вашей судьбы, но задумайтесь о том, что требует от нас священное писание, взывая: „Diliges proximum tuum sicut te ipsum“. Быть может, настанет день, и Вы вспомните, как в одной из наших бесед Ваш покорный слуга совершил попытку донести до Вас сокровенный смысл, который виделся ему в стихе из „Leviticus“.
Быть может, Вы также вспомните, что разговор наш произошел именно тогда, когда Вашим воображением завладел Гомер. Вы задавались вопросами о влиянии эллинской, а потом и византийской культур на католические обычаи. Мы обсуждали Ваше стремление побывать на греческих островах и посетить монастыри на горе, опустошенной неверными в прошлом веке. В Вас пылала юношеская мечта о священной войне с изуверами, захватившими священные христианские земли, и Вы виделись себе рыцарем, сражающимся за правду.
Я сказал Вам тогда, что истинная священная война, угодная Б-гу, свершается не на земляных наделах, а в людских сердцах. В каждом сердце человеческом возвышается захваченная изуверами гора, и монахи смогут возвратиться в святую обитель лишь тогда, когда человек сумеет изгнать из души своей бесов - лицемерие, тщеславие, алчность... Но главный порок, юный друг мой, сказал я Вам тогда, тот, что мешает воскрешению великих монастырей, является нелюбовь к себе и неумение прощать себе самому свои ошибки. А ведь что это, как не суть проявления неугодной Б-гу гордыни?
Лишь одному Господу в его величии возможно не ошибаться. Человек, возомнивший, что убережен от заблуждения, греховно приравнивает себя к самому Создателю. „Возлюби ближнего как самого себя“! Священный долг каждого человека проявлять милосердие прежде всего к себе самому. Писание настаивает на этом, ибо лишь только тот, кто способен в скромности своей любить себя, способен проявить любовь к ближнему. Настанет день, я уверен, и Вы сможете проявить к себе то снисхождение, которое Вам так свойственно оказывать другим. Простите себе, как прощаете должникам своим.
Мой мальчик, не знаю, свидимся ли мы когда-нибудь, но не проходит и дня без молитвы о Вас. Вознося свои молитвы, я прошу небеса даровать Вам силу, мужество и покой. Я молю о том, чтобы гора очистилась от неверных, которым Вы по молодости своей, наивности и неведению открыли врата.
Храни Вас Б-г.
Dixi»
Оторвавшись от чтения, я забыла, где нахожусь, и не помнила, как туда попала. Подобное происходило со мной лишь однажды, когда мне довелось лицезреть представление итальянских актеров, изображавших трагедию на сцене Бургундского отеля.