Крепко сжав крестик в ладони, я принялась пересказывать историю графа де Ла Фер. Я упомянула так же и новых друзей моего постояльца, рассказала о странных именах, которые они себе придумали, об их любви к фехтовальному искусству, о придворных событиях, о которых рассказывал господин Арамис, и о молчаливом слуге Гримо.
На протяжении моей речи духовник не скрывал своего воодушевления, и даже через перегородку было видно, как он ерзает на стуле и даже подпрыгивает. Он частенько перебивал меня, вникая в подробности и задавая вопросы, которые казались мне несколько неуместными, как например: сколько лет было мадемуазель де Ла Лусе, каков размер графского земельного надела, в какой провинции находилось графство и как выглядел фамильный герб. Он спросил, известны ли мне истинные имена остальных мушкетеров, и знаю ли я, почему господин Арамис так и не стал аббатом.
Не на все вопросы я могла ответить и тем более не понимала, какое касательство все это имеет к моей исповеди. Я заключила повествование своими собственными измышлениями о том, что на самом деле приключилось с юным графом. Но тут за перегородкой послышалось щелканье языком.
- Ну уж нет, дочь моя, - произнес священник, упираясь лбом в перегородку. - Боюсь, вы все не так поняли. - Что вы имеете в виду, отец мой? - Вы упустили из виду то, что кажется очевидным. - И что же это? - Другая женщина. - Какая такая женщина? - удивилась я. - О ней ни слова не было сказано. - Запомните, дочь моя: не все умалчиваемое на деле отсутствует, - загадочно заявил кюре. Между нами повисло молчание, но потом он соизволил прояснить. - Вспомните Священное Писание. Не далее как в позапрошлое воскресенье я зачитывал на проповеди отрывки из жития Иосифа Прекрасного. Припоминаете? - Помню, как же не помнить.
Житие Иосифа былo среди моих любимых глав в Ветхом Завете. Не раз я ходила рассматривать их на фасаде собора Парижской Богоматери. Снопы колосьев, преклонившиеся перед любимцем Иакова...
- Так вот, имя главного персонажа той поучительной истории нам неведомо. - Вы о ком? - подивилась я, так как имена всех братьев Иосифа помнила наизусть: Симеон, Левий, Реувим, Неффалим, Вениамин... - О жене египетского сановника Потифара, в конце концов! - казалось, кюре раздражен моей несмышленостью. - Жена Потифара? - Да, да! - святой отец, похоже, пребывал в нешуточном воодушевлении. - В Книге Бытия не указано имя женщины, сыгравшей столь важную роль в жизни праотца. Не кажется ли это вам странным? Создатель не поленился назвать все имена рода человеческого от Адама до Иосифа, но именно об этом имени умолчал. - Может дело в том, что она - женщина, персона не столь важная, как мужчины? - предположила я. - Может быть. А может быть и в том дело, что Создатель возжелал предупредить нас: имена в истории получают лишь достойнейшие. Но представьте себе, что бы приключилось, если бы житие Иосифа описала она, отвергнутая женщина! - кюре замолчал, а потом до меня донеслось: - Тьфу! - К чему вы клоните, отец мой? - недоумевала я, к тому же испугавшись, так как мне показалось, что святой отец глаголет ересь, и я представила себе, что стала тому причиной.
На всякий случай я еще раз перекрестилась.
- Ищите женщину, - ответствовал святой отец. - В жизни вашего графа скрывается безымянная дама, уж поверьте старому болвану. Необходимо ее найти, совершенно необходимо. А теперь ступайте. Я отпускаю вам все грехи, во имя отца, сына... Да, кстати, дочь моя: Кассандра - героиня великого эпоса Гомера, который называется «Илиада». В такие моменты мне остается лишь сожалеть, что дети мещан, в отличие от дворянских отпрысков, не обучаются греческому языку. Мне искренне жаль вас, дитя мое. - Но неужели нельзя найти изложение этого произведения на французском? - Оно еще не переведено, - тяжко вздохнул священник. - Ступайте, ступайте, дочь моя. И зарубите себе на носу - если вы хотите заполучить имя в истории, оставайтесь достойной имени.
Мне показалось, что за перегородкой священник подмигивает мне. Я перекрестилась в третий раз, и вышла из исповедальни, слегка пошатываясь. Странные слова отца Сандро казались мне в некоторой степени лихорадочным бредом. Должно быть, господин кюре успел заложить за воротник. Только вот когда? На проповеди он вроде был трезв как стеклышко.