Я достала перо, чернильницу и лист бумаги, села на стул и задумалась, вспоминая витиеватые фразы из писем в графском ларце.
«Дорогой господин Арамис, Право, не беспокойтесь. Я на вас не в обиде, даю вам слово. Благодарю вас за прекрасный букет, хоть и не стоило мне его посылать. Приходите сегодня на ужин, если не соблюдаете пост, можете и господина Портоса с собой позвать. Я приготовлю нашпигованного молочного поросенка. И вот еще хотела вам сказать, что ваш мадригал про жену Потифара произвел на меня очень приятное впечатление, несмотря на то, что я вам сразу об этом не сообщила.
Искренне ваша, вдова Лажар»
Последнее слово растеклось по бумаге большой кляксой. Ничего не поделать. Пока я посыпала бумагу песком, поняла, что Базен грозным призраком стоит за моим плечом и читает. В его взоре сквозил все тот же немой укор.
- Что? Что такое? - не выдержала я, в очередной раз чувствуя себя виноватой.
Базен нахмурился.
- Вы указали имена, - заявил слуга тоном учителя, отчитывающего провинившегося школяра. - Так не дело - вы компрометируете моего господина. И себя в том числе, - кисло добавил он. - Что, если письмо перехватят? - Полноте, кому понадобится перехватывать записки никому неизвестной вдовы? - Однако вы забываетесь! - возмутился Базен. - Речь идет о господине Арамисе, будущем аббате! - Пресвятая Богородица! - можно было подумать, что речь шла по меньшей мере о будущем архиепископе Парижском. - Но вы же сами отказались передавать послание в устном виде! - Лишь потому, что в отличие от вас, я не привык нарушать правила этикета, - гордо возразил слуга. - И что же теперь делать?
Базен пожал плечами, явно призывая меня к самостоятельности мысли. Я вздохнула и старательно зачеркнула имена собственные. Теперь записка окрасилась двумя дополнительными кляксами.
- Так лучше? - спросила я.
Базен снова пожал плечами.
- Не мне решать.
Я протянула слуге письмо. Тот сухо поклонился и вышел.
Выглянув в окно, я увидела, что Базен, остановившись на мостовой перед моим домом, несколько раз нарочито встряхнул бумагу, демонстративно сложил ее в четыре сгиба и широким жестом отправил за пазуху. Мне показалось, что это представление намеренно предназначалось для посторонних глаз. Только чьих? Наверняка это были лишь мои домыслы, а Базену просто нравилось выглядеть значительным в глазах собственных.
Незабудки я засунула в вазу господина Портоса, которую поместила в углу гостиной. Букет почти утонул в сосуде, лишь лепестки голубели на зелено-розовом узоре.
Все это было по меньшей мере странным, но и не лишенным приятности. Галантность господина Арамиса заслуживала благодарности, и хоть на самом деле я еще не забыла нанесенного мне им оскорбления, все же чувствовала себя польщенной.
Цветы мне дарили лишь однажды. Подмастерье портного из Руана, который соискал моей руки, принес мне розу. Юноша был мне приятен, но родители посчитали брак неравным и отец вытолкал подмастерье взашей. Я проплакала три дня, а цветок засушила. Теперь в моей жизни появился еще один букет, что не могло не радовать.
- Мадам Лажар, кто подарил вам эти чудесные цветы? - с завистью воскликнула служанка по найму, возвращаясь с рынка с полной зелени корзиной.
Я пользовалась ee услугами раз в неделю, когда оказывалось чем ей заплатить.
- Не правда ли они красивы, Нанетта? - наслаждаясь ее заинтересованностью, обрадовалась я. - Очень даже, - девушка наклонилась к вазе, - только пахнут почему-то жасмином. - Господин Арамис пахнет жасмином, - вырвалось у меня. Я тут же смутилась. - Только не болтай, иначе господин Арамис будет скомпрометирован. - Скомпро...? - Да ладно, - махнула я рукой, - не твоего ума дело, какие знаки внимания оказывают мне благородные господа. Ступай на кухню, мясник принес, наконец, поросенка.
Мне следовало еще раз исповедоваться. Воистину гордыня - смертный грех.
Господин Атос вернулся с дежурства как раз тогда, когда ужин был готов.
- Здесь пахнет жасмином, - не укрылось и от него. Даже поросенок на вертеле не в силах был перебить след, который оставил здесь господин Арамис. - Цветы? Надо же.
Господин Атос произнес это так, будто я была не достойна не только цветов, но даже жухлых листьев, которые с недавнего времени стали кружиться по улице Феру.
- Ужин готов, сударь, - сказала я. - Ваши друзья обещали присоединиться к вам этим вечером.
И снова был брошен на меня холодный взгляд, который, вероятно, должен был призвать меня не вмешиваться в планы друзей господина Атоса.
- Прошу вашего прощения, - невольно вырвалось у меня. - За что?
Не дожидаясь ответа, постоялец направился к себе.