- Ее лицо обезображено, - подытожил святой отец, не скрывая сквозящее в голосе злорадство. - Необратимо и безвозвратно, - добавил он почти с удовольствием.
Портос шумно вздохнул. Арамис закрыл лицо руками.
- Красивая была женщина. Но кому интересна красота? Шуршащая оболочка, которую так просто смять. Чем уродливее человек, тем упорнее его попытки сохранить внутреннее благообразие. Безответная любовь, - прозвучал окончательный диагноз, - к человеку, безразличному к красоте, как к внешней так и к внутренней. Неразумный человек, недостойный любви. - Любви? - встрепенулся Арамис. - Она не умрет от ран, скорее от ледяных ожогов. Лихорадка не за горами. У нее уже начался жар. Тащите воду, полотенца и спирт, - приказал отец Виктор. - Можно водку. А еще объект желательно.
Гримо кинулся выполнять указания.
- Какой объект? - не понял Портос. - Кто знает, может быть ей повезло больше, чем можно предположить, - не удостоил его ответом священник. - Внешность застит глаза, скрывая единственно важное для внутреннего взора. Объект вполне может прозреть именно при таких обстоятельствах. Вы - объект? - отец Виктор повернулся к Арамису. - Вы похожи на объект, грациозный юноша, свежий, как майская роза, стройный, как Кипарис.
Арамис зарделся, не решаясь, возрадоваться ли столь откровенному комплименту или оскорбиться.
- Ни слова больше, сударь, - принял решение он, хватаясь за эфес. - Меня не остановит ваша сутана. На гвозде висит моя. - Ясно, - глухо произнес священник. - Вы не объект. Значит, вы, господин Портос? Пышущий здоровьем силач, огромный рыцарь с ручищами Геракла и сердцем Полидевка. - Я никакой не объект! - следуя примеру Арамиса, свирепо возразил Портос. - Знакома вам супруга Тиндарея? Царица Леда - этолийский сон, И лебедь белый, овладевший ею... Плевать Зевесу на людской закон, - продекламировал отец Виктор, при этом смочив тряпицу жидкостью из бутылки, что принес Гримо, и протерев ею окровавленное лицо мадам Лажар.
Затем святой отец приложился к бутылке. Арамис и Портос в недоумении переглянулись. Вдова издала еле слышный стон. Арамис снова взял ее за руку. Этот священник решительно не нравился ему.
- Эх, вы, братья Диоскуры! - с упреком прохрипел отец Виктор, и будто вековые глыбы покатились с вершины утеса. - С вашим-то рвением революции вершить! На баррикадах биться, крушить тюрьмы, народ защищать от произвола властей, а вы... вы! Вы простаиваете свою молодость в коридорах Лувра и на лужайках Фонтенбло, проливаете кровь друг друга, занимаетесь всяческой ерундой, и за собственным эгоизмом не способны различить настоящую любовь, когда она вот, перед вашим носом!
Отец Виктор красноречиво ткнул пальцем в лоб вдовы. Она снова застонала.
- Вы либо лечите ее, либо уходите отсюда, - заявил Портос с негодованием. - Не в моих силах ее излечить, но могу несколько облегчить те страдания, на которые она осуждена Творцом или собственной глупостью, уж это мне неизвестно. Но поэтому еще раз спрашиваю вас: кто объект? Неужели ваш Атос? - Отец Виктор в задумчивости подпер голову ладонью. - Сумрачный демон... Мефистофель... Нет, Орфей, спустившийся в ад. Эвридика бредет за ним по пятам, а он и не обернется. Я бы так описал его: «Да, несомненно, - и мы вовсе не собираемся скрывать это, наблюдатель-физиолог усмотрел бы здесь неисцелимый недуг, он, возможно, пожалел бы этого больного, искалеченного по милости закона, но не сделал бы ни малейшей попытки его лечить; он отвратил бы свой взгляд от бездн, зияющих в этой душе, и, как Данте со врат ада, стер бы с этого существования слово, которое перст божий начертал на челе каждого человека, - слово „надежда“». - Атос?! - пораженные зловещей мрачностью этих слов, воскликнули Портос и Арамис. - Да. Методом исключения. - На что вы изволите намекать, святой отец? - Арамис на всякий случай сжал руку вдовы покрепче, смутно улавливая, что честь Атоса в опасности. - Я ни на что не намекаю, сын мой, а открыто говорю вам - эта женщина не излечится, но если тот, кого она любит, проявит к ней хоть малейший признак неравнодушия, благосклонности и милости, возможно, всего лишь возможно, она сможет жить дальше. В ином случае она пропала. Можете с таким же успехом закопать ее уже сегодня на Пер-Лашезе. - Где? - удивился Портос. - Ах, да, рановато, будет, - спохватился священник. - Деревянный крест на кладбище Невинных - вот все, что ей уготовано. Маленький курган. Безымянная могила, тропа к которой зарастет, не пройдет и года. - Басни какие, - буркнул Портос. - Однако за такое катастрофическое нарушение Закона ее в любом случае ожидает Суд Творца, что неизбежно. Но сейчас Творец занят, а я - и не просите меня - не собираюсь его призывать. Один Париж для нас двоих слишком мал. Делайте то, что зависит от вас. Если хотите, разыщите его сами. Вы ведь, господа, проявляете поразительную изобретательность, когда вам задевают трепетные струны того, что вы называете верностью, честью и благородством. - Она скончается? - спросил Арамис в отчаянии. - От любви, - повторил отец Виктор, теряя последние остатки терпения. - Все в конечном итоге умирают от бескорыстной, невысказанной, безнадежной любви, разбивающейся о скалы холодного безразличия. Неужели это не очевидно? - От любви к ее постояльцу? - все же пожелал убедиться Арамис в том, что правильно понял этого философа.