Эти странности привлекли внимание Атоса, а интерес заставил читать дальше. Мушкетер погрузился в чтение, a страницы перелистывались сами собой.
Атос сам не заметил, как за время чтения улучшилось его настроение, как покинули его оцепенение и тяжкие мысли, и как нахлынули светлые чувства - столь редкие гости в его душе. Они ворвались в него весенним ветром, принесли жизнерадостность, страстность и кипучую энергию - те атрибуты молодости, которые по праву должны были принадлежать юному графу де Ла Фер.
Отложив, насколько это было возможным, недоумение, невольно радуясь, умиляясь и посмеиваясь, Атос узнал Арамиса, Портоса, Гримо и остальных слуг. Он узнал короля, королеву и господина де Тревиля, как узнал он в Красном Герцоге епископа Люсонского. Свою жену на страницах повествования он отчаянно отказывался узнавать, хоть это и напрашивалось. Атос даже узнал юного гасконца, и, несмотря на то, что никогда не встречал его прежде, обрадовался, как младшему брату, которого у него никогда не было. Нет - как сыну. Близких по духу людей различаешь издали. Задолго до того, как они входят в твою жизнь, сердце начинает учащенно биться в ритме их походки.
Единственным, кого он не узнал, был сам Атос. Точнее было бы сказать, что да, в этой мрачной заносчивой отрешенной фигуре, вызывающей зависть у близких друзей, он вполне мог различить свои собственные черты, но они настолько не понравились ему в этом зеркале, что Атоса одолело желание вдребезги расколотить искаженное отражение.
Четыре года! Какой бесконечный срок! Четыре года в тумане и в отчаяние, в отупении, в винных парах, в этой упадочности - из-за кого? Из-за какой-то женщины? Из-за дурацкой ошибки молодости? Из-за родовой чести? Да, пожалуй, честь рода стоила этого, и даже большего, но стоила ли она жизни еще одной женщины, настоящей женщины, лежащей перед ним, которая на страницах повествования лишь напрасно кидала на него нежные взоры, а он их он в упор не замечал?
Кто мог ответить на этот вопрос? Неизвестный автор увлекательного повествования, вероятно, еще не принял окончательного решения. Мысль его и полет вдохновения оборвались на фразе:
« - Убирайтесь вы к черту с вашей латынью! Давайте пить, милый дʼАртаньян, давайте пить, черт подери, давайте пить много, и расскажите мне обо всем, что делается там!»
Ничего не поняв, Атос тем не менее понял все, и даже более, чем следовало.
Атос был умным и проницательным человеком, когда оказывался трезв, и этих качеств было не отнять у него ни тому автору, ни этому, кем бы он ни был. История Базена о святых отцах больше не вызывала у него усмешки, и в этот момент Атос поверил в нее, как поверил вчера, покидая дом на Королевской площади, и оставляя там свой кинжал, что его квартирная хозяйка может подарить ему забвение. Именно это она и попыталась сделать, решив исправить оплошность палача, чтобы избавить его, Атоса, от вероятной встречи с женой.
Страшная догадка не казалась ему более предположением. Он знал наверняка, что дела обстояли именно так, хотя ни в чем остальном более не был уверен - ни в действительности мира вокруг, ни в реальности своего собственного существования.
Следовало отдать должное и наблюдательности его домовладелицы - она узнала драгоценный камень по его собрату на шляпном зажиме, который Атос когда-то вручил ей вместо платы за жилье. Должно быть, его квартирная хозяйка не думала, что выживет, поэтому сняла сапфир с пальца графини де Ла Фер, чтобы не осквернять его родовую память. Она не могла знать, что ее найдут еще живой. А, может быть, хозяйка несмотря ни на что все же надеялась, что выживет, и что он, Атос, прозреет однажды. Атос не смог бы ее осудить.
Ему некого было судить, кроме самого себя, но тут Атос с облегчением понял, что и это желание бесследно пропало. Какой толк в чувстве вины? Вина - глупая попытка сохранить иллюзию власти над теми, кто волен поступать так, как им вздумается, в мире, в котором никто не принадлежит тебе. Вина это уступка нашему нежеланию признавать свои бессилие и ограниченность, но такая поблажка слишком дорого стоит. Вина - облегченное наказание, которым сам себя и наказываешь, чтобы предотвратить наказание от других. Но какой самообман - ловушка дьявола! Ведь первое гораздо коварнее второго - никто, даже самый справедливый судья и самый изощренный палач, не способен покарать тебя так жестоко, как собственная совесть.
Никто, кроме тебя самого, не принадлежит тебе. А поэтому, вместо того, чтобы купаться в вине, поедом себя поедая от бессилия, целесообразнее признать собственную ограниченность. Лучше сделать то, что находится в границах твоих возможностей. В отличие от вины, ответственность имеет смысл. Принять ответственность никогда не поздно, даже если Создатель питает иные иллюзии на этот счет.