Кем была хозяйка этого помещения? Что он знал о ней? Почему никогда не замечал ее? И что значил он для нее, если она решила поступить таким образом, не постижимым ни уму, ни сердцу?
Атос был неглупым человеком, когда бывал трезвым, и вполне мог распознать в самоотверженности влюбленность или даже любовь. Но граф де Ла Фер, как и все благородные люди, наделял благородством то, к чему прикасался. Поэтому вместо амурных дел, он намеренно приписал поступки своей хозяйки истинному благородству, лишенному корысти.
Странным человеком был этот Атос - настоящая любовь казалась ему низменнее истинного благородства. Впрочем, кто способен взвесить два этих побуждения и решить, какое из них весомее? На Страшном Суде, как думается автору, кем бы он ни был, оба мотива будут оценены положительно.
Но вернемся к Атосу, ибо зря мы покинули его в переломный момент, удалившись в пространные рассуждения. Его врожденное чувство справедливости было возмущено главным образом таким вопросом: почему создатель чудесного повествования, которое он только что прочел, уделив столько внимания всем мелким сошкам, от галантерейщика до Мушкетона, от гвардейца Каюзака до плюющего в реку Планше, отвернул свой всевидящий взор от его, Атоса, квартирной хозяйки? Подобную небрежность, показалось Атосу, ничем нельзя было оправдать. Все в нем возмутилось от несправедливости этого, во всем остальном, несомненно, прекрасного автора. Но, допустив эту мысль, Атос тут же к ужасу и стыду своим понял, что и здесь автор был верен своей роли - он просто отворачивался от тех, кого не замечали его любимые герои. Не Создатель обделил вниманием хозяйку дома на улице Феру, а сам постоялец.
Кем был этот человек, этот честный насмешник, которой так много знал о нем самом и о его друзьях, который заинтересовался ими настолько, что подарил им бессмертие? А Атос не сомневался, что подобной рукописи уготована вечность. В том, конечно, случае, если автор ее завершит. В том, конечно, случае, если наступит апрель 1625 года.
Воля Создателя - закон, но пелагианскую ересь еще никто не отменял, ведь даже Арамис признал свое влечение к ней. И никто не в силах отменить свободы выбора, даже сам Творец.
Все законы были нарушены. Уроборос проглотил свой хвост, и время, повернувшись вспять, побежало вперед.
Сюжет закольцевался.
Человек проморгался. В комнате посветлело. Вероятно, Гримо открыл ставни. Человек не знал, сколько времени он проспал, но тусклый зимний день пробивался в маленькое окошко. В это время года утро и вечер ничем не отличались друг от друга. Очаг по-прежнему пылал.
Человек посмотрел на постель - квартирная хозяйка глядела на него широко открытыми глазами. Точнее одним глазом. Другой безнадежно терялся в кровавом месиве.
Они смотрели друг на друга долго, не отрываясь. Мужчина и женщина. Мужчина поднес к ее губам стакан с остатками воды. Женщина пригубила воду, а потом нарушила молчание.
- Я уже мертва? - спросила она неразборчиво, но сидящий у постели понял ее. - Нет, вы живы, - ответил, придвигая стул поближе. - Но тогда почему вы здесь? - Так надо, - ответил мужчина. - Кому? - спросила женщина.
Человек помедлил, но ответил так, как ей хотелось бы услышать.
- Мне.
Хозяйка удивленно наморщила лоб, от чего ей стало больно и она застонала. Она поднесла руку к лицу и вскрикнула. Точнее попыталась вскрикнуть, но человек услышал крик отчетливее некуда, будто закричал сам. И будто сам он осознал то, что впервые осознала в этот момент она. Женщина отвернулась, пытаясь спрятать лицо в подушки, но человек осторожно взял ее за подбородок и развернул лицом к себе.
- Пустяки, - сказал он. - Раны затягиваются.
Хозяйка снова посмотрела на него в упор, и он увидел, что ee глаза, а точнее, один глаз у нее серый, с зеленоватым отливом.
- Пресвятая богородица, - пробормотала хозяйка. - Что происходит? - Жизнь. И смерть. Как всегда, рядом. - Уходите! - Воскликнула хозяйка, будто возвращаясь мыслями в их последний разговор. - Не смотрите на меня!
Но он не собирался ей подчиняться.
- Я буду смотреть на вас. Клянусь дьяволом, я буду глядеть на вас и ни разу не отвернусь и не сомкну глаз. И я не уйду, пока вы все не расскажете мне. От первого слова до последнего, я желаю знать правду, и ничего кроме нее. А там посмотрим.
Железная уверенность, с которой были произнесены эти слова, показалась хозяйке холодностью. Не зная о своей ошибке, она вспомнила борьбу в потайном коридоре и еще раз поднесла к лицу руку. Кольца с сапфиром на пальце не было. Не успев обрадоваться тому, что выжила, она горько пожалела о том, что не умерла прямо там, в подвале дома на Королевской площади. Жертва ее была напрасной - вместо того, чтобы спасти постояльца, она собственноручно его и погубила. Ей снова захотелось кричать, обвинять неизвестно кого, и в первую очередь свою глупость, гордыню, непредусмотрительность и беспечность.