Не требовалось вслух объяснять, что именно происходило в голове хозяйки. Человек предельно ясно слышал ее внутренний монолог, так отчетливо, будто сам был его автором.
- Я плохо повесил свою жену, - сказал. - Мои руки дрожали от потрясения. Надеюсь, вы исправили мою оплошность.
Хозяйка хотела в ужасе подскочить, но тело ее не слушалось.
- Спокойствие, сударыня. Нам некуда спешить, вы еще успеете рассказать мне, откуда вам все стало известно.
Она хотела тут же во всем признаться, но ее руку властно сжали.
- Не сейчас, сперва буду говорить я.
Испуганная, потерянная, потрясенная и обескураженная, хозяйка лишь захлопала одним глазом. Не зная собеседника, мы спешим присвоить ему черты, которые чаще всего отмечали в нем другие. Поэтому хозяйка поспешно вообразила в тоне и жесте постояльца плохо скрываемую ярость.
- Вам, вероятно, уже все известно обо мне, но все же мне хотелось бы иметь честь представиться. Я проживаю не первый месяц под вашей крышей, а имени своего так и не назвал. Граф де Ла Фер в вашем полном распоряжении. - Но...
Хозяйка попыталась вообразить себе осуждение и гнев, но тщетно - граф одним движением бровей пресек все эти отчаянные попытки неправильно понять его.
- Сейчас говорю я. И хочу сказать - мне весьма жаль, что мы с вами познакомились, - пресекая дальнейшие намерения хозяйки вмешаться в монолог, граф де Ла Фер приложил указательный палец к губам. Жаль вас, отнюдь не себя. Обстоятельства сложились не в вашу пользу, а, впрочем, и не в мою. Но я не собираюсь торговаться виной, подобно трактирщику, пересчитывающему сдачу. Каждый волен поступать согласно своему личному выбору. Вы сделали свой - я делаю мой. Поэтому я не выйду из этой комнаты, пока сюда не прибудет наш общий родственник, отец Сандро, который отберет вас и меня и возьмет себе на поруки. Но пока я здесь, вы находитесь под моей опекой. Пока я здесь, вы будете жить. Пока я здесь, я буду смотреть на вас и знать вас. Пока я с вами, я буду вас помнить. И пока я с вами, я говорю вам - сударыня, вы благородная женщина, но я не способен оценить ваше благородство. Оно для меня непостижимо. Вы вознамерились спасать меня, хоть я вовсе не нуждался в спасении. Но и за это следует укорять лишь меня одного - не нуждаясь в спасении, я, должно быть, вел себя иначе, и поэтому вы решили помогать мне. Я вел себя как отчаявшийся человек, как человек, потерявший вкус к жизни, как человек, который призывает смерть, но при этом все еще малодушно дорожит своим существованием. Такое поведение недостойно дворянина и недостойно мужчины. Простите меня за это. Но только за это. Все остальное - на вашей совести.
Атос умолг на мгновение, но тут же продолжил.
- Моя жена... Да, моя жена, Анна де Бейль, так, во всяком случае, она называлась, когда стала моей невестой, должна была умереть в июле, но сам дьявол... впрочем, нет, теперь я понимаю, Создатель лично спас ее. Значит, она была ему еще нужна, и роль ее в повествовании не исчерпалась. Вы совершили непоправимую ошибку, друг мой. Не в моих глазах - о, нет, в моих глазах вы отныне и навсегда во всем оправданы. Но вы нарушили замысел Творца. Я не знаю, отдаете ли вы себе отчет в том, что натворили, но клянусь честью, кем бы ни был этот отец Сандро, он осудит вас и накажет. За то, что вы преждевременно казнили графиню де Ла Фер; за то, что Арамис, вернувшись из Ла-Рошели - а в этом я совершенно уверен - направится прямиком в монастырь принимать обеты. Он осудит вас за то, что Портос поверил в привидения. Он осудит вас за дʼАртаньяна, с которым я никогда не встречусь. И, в конце концов, он не простит вам меня. - Вас? - прошептала хозяйка. - Да, особенно меня, сударыня. Он не простит вам, что граф де Ла Фер, а не мушкетер Атос говорит сейчас с вами. Я слишком выигрышная фигура, черт меня подери, хоть и понять не могу, почему он так восхищается мною, будто кроме резни с гвардейцами кардинала, я совершил или совершу в этой проклятой жизни хоть что-либо стоящее.
Хозяйка собиралась было запротестовать, но граф де Ла Фер сильнее сжал ее руку.
- Клянусь богом, я предвижу, чем он накажет вас - он пошлет на вашу несчастную голову худшую кару из всех возможных - моя дорогая, он наделит вас забвением! А я не могу этого допустить, сударыня, пока я жив. Но я и не в силах, подобно Иакову, побороть Творца. Мне не сразить его шпагой. Я всего лишь человек из плоти и крови, слабый и ограниченный мужчина, и уж конечно, не полубог. И все же против воли Создателя я приберег одно верное оружие. Единственное оружие, которое чего-то стоит на свете - моя собственная воля. Именно поэтому я никуда отсюда не уйду. Пока я здесь, сударыня, я знаю вас и помню. Я смотрю на вас. Я вижу вас, и я волен сообщить - даю вам слово чести, слово дворянина, если оно для вас еще чего-то стоит - в моих глазах прекраснее вас, восхитительнее вас, красивее вас нет и не было никого на страницах этого повествования.