Глаз мадам Лажар наполнился слезами. Она не могла позволить себе поверить в то, что только что услышала. Такого быть не могло, и она попыталась вообразить себе галлюцинацию, сон, горячку и бред, вызванный ранениями. Хозяйка снова попыталась заговорить, но Атос припал устами к ее руке. Ее собственные уста про этом запечатались, и она обо всем забыла.
- Вы допустили еще одну ошибку, - продолжил граф, выпрямляясь. - Вы поторопились звать его. Я понимаю, почему вы так поступили - вы не доверяете мне. Никогда не доверяли, хотя утверждали противоположное. Что ж, и тут мне не в чем упрекнуть вас. Я не удостоился вашего доверия, ни разу не доказав в вашем присутствии ни силу свою, ни прочность, ни волю к жизни. Чаша вашего терпения переполнилась, а она и так вместила в себя больше возможного. Поймите меня правильно - мне жаль, что вы позвали его так поспешно не потому, что я страшусь его. Нет, никоим образом - отец Сандро великий Творец и человек широкой души, хотя бывает и сумасбродом, и наглецом. Я не боюсь его, потому что чем-то заслужил его уважение, и за это он одарил меня неприкосновенностью, хоть и покарал безразличием. Мне жаль, что вы позвали его лишь потому, что нам не хватит времени. Сударыня, сейчас я восхищен вами, через три дня я буду вас боготворить, через неделю я влюбился бы в вас, теряя голову, но через месяц я полюбил бы вас без памяти. Мы оба забыли бы обо всем, и забвение стало бы нам благом, а не карой.
Хозяйка закрыла глаз.
- Забвения бывают разными, друг мой. Нет ничего желаннее, чем забываться, теряясь в другом, но нет ничего ужаснее, чем быть забытым. Я мог бы не помнить себя, потерявшись в вас, и вы забыли бы себя во мне, но мы оба помнили бы друг друга. Моя госпожа, этому не суждено теперь случиться. Через несколько дней здесь сюда прибудут Арамис и наш общий Создатель - а это последнее, на что он согласится. - Что же вы предлагаете?
Хозяйка не могла больше сохранять тишину, потому что счастье не терпит молчания, и даже если губы иссечены стилетом, это не сбережет их от улыбки.
- Иногда перо и бумага значат больше, чем шпага и рука, - сказал граф с таким видом, будто целыми днями только и занимался тем, что строчил рукописи. - Не станем же терять ни минуты. Где ваши письменные принадлежности?
Ополоумевшая от счастья хозяйка кивнула в сторону. Граф придвинул столик к кровати, достал из ящика чистые листы, чернильницу и перья.
- Диктуйте, - сказал он. - Что? - удивилась хозяйка - Вы расскажете мне все о себе - о том, кем вы были до июля 1622 года и кем стали после него. Вы сообщите мне обо всем, что увидели, что узнали, что поняли, что совершили сами, и в чем вам помогли эти святые отцы, творцы чужих судеб, любители повлиять даже друг на друга. Вы будете говорить от первого лица, а я буду записывать, следуя за вашими словами, как преданный оруженосец по стопам рыцаря. Я сберегу ваши слова и голос. Станем уповать на милость... нет, не Создателя - случая. Сдается мне, что ни один Творец, даже самый скрупулезный, сударыня, не способен проследить за всеми случайностями, которые внезапно и своевольно прокрадываются в повествование, когда он зазевался - а особенно такой Творец, как отец Сандро. - Что вы имеете в виду? - спросила хозяйка. - Позвольте мне поделиться с вами еще одним предположением. Я полагаю, что наш отец Сандро, Творец великого ума и огромного таланта, все же обладает одним отрицательным качеством - он небрежен к деталям и вполне способен некоторые пропустить. Я снимаю у вас комнаты на втором этаже, а он утверждает, что на третьем. Я познакомился с Арамисом и Портосом в один и тот же день - а он пишет, что сперва я встретил Портоса, а Арамис присоединился к нам позже. Из этого я делаю вывод, что некоторые детали вполне могут ускользнуть от его цепкого взгляда. И как бы там ни было, он нe в силах отобрать у меня надежду. - Надежду... - эхом повторила хозяйка. - У аббатства Святой Женевьевы есть лавка книгочея, тайно торгующего апокрифами. Вчера Арамис - кажется, это было вчера - упомянул его в разговоре. Этому книготорговцу мы передадим вашу рукопись в надежде, что она каким-то чудом останется незамеченной отцом Сандро - как рукопись, так и моя надежда. Мы спрячем ее в лавке еретика затем, что я надеюсь, я верю, я уповаю - однажды, десять, двадцать, четыреста лет спустя, кто-нибудь отыщет ваши слова и ваш голос. А значит, донесет и до других. Этот кто-то, кем бы он ни был, избавит вас от забвения. А пока я сделаю все, что зависит от меня, не пропустив ни единой запятой из вашего повествования. Ваше слово в руках надежных