И граф де Ла Фер с видом писателя обмакнул в чернильницу гусиное перо.
- Я. Слушаю. Вас.
Зазвонили колокола. Грянул гром. Сверкнула молния. Треснули, разверзаясь, небеса, и, купаясь в розовых лучах мартовского рассвета, возвестили архангелы о Высшем Суде.
- При одном условии, - остановила хозяйка Творца.
Граф де Ла Фер сдержал свое слово и поспешно поднял на нее глаза.
Несмотря на глубокий рубец и прочие изъяны во внешности, хозяйка светилась той красотой, которой наделяет человека зрячий взор другого. Взгляд графа способен сделать из белошвейки графиню, чтобы не сказать - королеву, подобно тому, как взгляд белошвейки способен возвратить отрекшемуся от себя самого человеку титул и личность. Не постояльца видела хозяйка в глазах напротив, а себя саму, вне времени. Не хозяйку видел постоялец в устремленном на него взоре, а себя самого, во всех измерениях. Отражение зеркала в зеркале создает бесконечность. Это и есть любовь.
- Авторство будет совместным, - заявила хозяйка. - История принадлежит не только мне, но и вам, господин... - Атос. Зовите меня Атосом. Я выбрал это имя. - Повествование принадлежит и вам, Атос. - Соавторство? - задумался он. - Но мне еще слишком рано писать мемуары - я молод и не собираюсь умирать. Я доживу до глубоких седин, я видел свою старость. Я угоден Создателю, потому что чем-то полюбился ему. - Вас невозможно не полюбить, - сказала хозяйка, улыбаясь.
Атос мог бы покраснеть, но этим свойством характера и кожи творец полностью обделил его, все отдав Арамису, поэтому он лишь гневно сверкнул глазами.
- Этими словами вы обижаете меня, сударыня, пусть даже и хотите мне сделать приятно. Я вовсе не желаю быть объектом любви. - Но это не в вашей власти, - сказала хозяйка. - Таким он создал вас и от этого никуда не деться. Вы обречены нести на себе ношу чужой любви, хоть сами ей сопротивляетесь. Такова ваша судьба. Но и вам выпал случай показать себя со стороны, неугодной Создателю. Воспользуйтесь же им, и тот человек, кем бы он ни был, который четыреста лет спустя найдет нашу рукопись в какой-нибудь монастырской библиотеке, донесет и ваш голос до других. Возможно, его услышат. Соавторство - на меньшее я не согласна.
Атос улыбнулся. Воля хозяйки отныне стала для него законом, ведь он своевольно принял ее, без всяких усилий с ее стороны.
- Я согласен, - сказал Атос. - Я готов открыть свою душу, раз она интересна вам. Но и вы, сударыня, ничего не утаивайте.
Хозяйка с благодарностью кивнула. В этот момент она решила быть честной, говорить одну только правду, и, несмотря на смущение, которое причиняет откровенность, она заговорила.
- Муж мой преставился полтора года назад, - начала она, - погиб от рук грабителей. Его, жестоко зарезанного у Турнельского моста, нашел ночной патруль...
Рассказ хозяйки лишь отдаленно напоминало то другое повествование, с которым Атос недавно ознакомился. Тон его был иным, а акценты - другими. И все же он узнал Портоса, Арамиса, Гримо и остальных слуг. Он узнал свою жену, ведь даже за ней хозяйка оставила право голоса. Более того, он узнал самого себя. Ему не понравилось то, что он услышал - правда отнюдь не всегда приятна - и все же взгляд этой женщины был взглядом любящим, а под таким соусом и разочаровавшийся в жизни бездельник, задира и пьяница вырисовывается трагическим героем и даже благородным человеком.
По ходу повествования Атос бледнел, морщился, закрывал глаза, улыбался, ухмылялся, даже рассмеялся несколько раз. Он задумчиво потирал лоб, поднимал взгляд к потолку, вздрагивал и содрогался, но ни разу не выпустил перо из пальцев, хотя рука его дрожала, когда он обращал свой взор на хозяйку.
Некоторые моменты вызывали у него сомнения, и он испрашивал разрешения добавить одно, другое убавить и заполнить недостающие сведения собственными воспоминаниями. Хозяйка с радостью принимала их, дополняя своими словами. Они ни разу не поспорили.
То, чем они занимались, было наиболее близко к тому акту любви, которому им не суждено было предаться в объятиях друг друга.
Когда все было закончено, снова забрезжил рассвет.
- Три момента из этой истории остались для меня загадкой, - сказал Атос. - Первое: зачем отец Сандро оставил вам его собственную рукопись про гасконца дʼАртаньяна? Неужели Творец захотел наделить вас даром провидения?