Брат Огюст с видом фанатика, внезапно разуверившегося в существовании Создателя, бросился к Атосу, схватил за шиворот, и попытался стащить его с кровати.
Ничего глупее он придумать не мог.
- Остановитесь, несчастный! - вскричал отец Сандро, вонзая пальцы в свою курчавую шевелюру. - Не надо, Атос! - вместе с ним воскликнули Арамис и мадам Лажар.
Но было поздно.
Граф де Ла Фер смертельно побледнел. Нанесенное ему оскорбление не вписывалось ни в какой сюжет и ни в какие исторические рамки. Железной рукой он сжал горло брата Огюста, а другой ладонью отвесил ему размашистую оплеуху. С кровати ему все же пришлось подняться, чтобы, прижав брата Огюста к стене, неизвестно откуда выхватить шпагу.
- Защищайтесь, сударь, - прерывающимся от гнева голосом проговорил граф де Ла Фер.
Автор, кем бы он ни был, напомнит читателю, что мифологический эпизод, к которому отсылает данное событие, воспроизведен в точности - праотец Иаков боролся не с самим Творцом, а лишь с посланным им ангелом.
Портос любезно бросил шпагу времен Франциска I семинаристу, но ангел не умел фехтовать, и шпага с лязгом упала на пол. Зато ангел обладал историческими сведениями - оружием, для жизни некоторых не менее опасным.
- Никакой вы не граф де Ла Фер, - прошипел брат Огюст. - Вы всего лишь Арман де Силлег дʼАтос дʼОтвьель. Лживый самозванец!
На этом месте Атос готов был с легким сердцем проткнуть наглеца шпагой, но тут подала голос рассудительная Марта.
- Не смейте! Это самоубийство!
Сам отец Сандро, несколько взволнованный, с благодарностью ей кивнул.
Атос и брат Огюст, эти Полиник и Этеокл, непобедивший и непобежденный, глядели друг на друга с такой ненавистью, что впору было поджигать ею фонари на улице Феру.
Шпага задрожала в руке Атоса, но все же опустилась. Атосу не жалел собственной жизни, но всех остальных своих кровных братьев этот новоявленный Эдип губить отнюдь не желал. Поэтому он ослабил хватку.
- Какое самомнение! - не унимался брат Огюст. - Болван! Остолоп!
Атос в бессилии сжимал кулаки, но в лице Творца у него был верный соратник. А лик Творца постепенно багровел, и сам он становился все более похожим на закипающий чайник. Наблюдая за ним, Портос умиленно улыбался, готовый прослезиться, а в Арамисе, как всегда, боролись противоречивые чувства, и он не мог решить, кому отдать свою верность. Гримо молчал, несмотря на то что страстно хотел говорить.
- Гордец, беспричинно возвеличенный автором! - не помня себя от ярости, орал брат Огюст, никогда прежде не встречавший на своем творческом пути столь спесивого персонажа.
- Прекратить!
Загремел нечеловеческий голос - глас Зевеса, низвергающего титанов в Тартар.
Бунтующие титаны замерли, застыв в тех позах, которые приняли их тела за миг до приказа, и даже брат Огюст притих и опустил голову.
Отец Сандро прошествовал к противникам и развел их в разные стороны.
- Всем сесть!
В спальне Маргариты полукругом материализовались шесть очень удобных больших кресел с подушками, в которых мог утонуть даже Портос. Все присутствующие моментально заняли места. Отец Сандро опустился в самое большое кресло, которое стояло посередине и напоминало трон. Слева от него расположился брат Огюст, возле которого уселся Гримо. Портос сел по правую руку отца Сандро, а рядом с ним - Арамис. Но одно сидение с краю все же пустовало, поскольку Атос направился к ложу Марты и преспокойно улегся на него, приобняв хозяйку. Зевес не стал с ним спорить.
Отец Сандро широко расставил ноги и упер ладони в колени, нагнувшись к брату Огюсту. Он, должно быть, хотел что-то грозно приказать помощнику, но потерял нить мысли и рассеянно оглядел собравшихся. При этом посреди комнаты внезапно образовался стол, ломящийся от яств и дорогой расписной позолоченной посуды в стиле позднего рококо. Фазаны, перепелки и молочный поросенок с хрустящей корочкой и яблоком во рту заняли на розовой скатерти не последнее место между бутылок вина, шампанского, соков, ликеров, коньяка, арманьяка и одного графина с водкой подле розетки с черной икрой на льду, украшенной ломтиками лимона.