Помещениe былo выдержано в темно-синих тонах, видимо, призванных напоминать бархатные сумерки. И действительно, все в них располагало к уюту и отдыху. Полукругом было расположено бесчисленное количество диванов, кресел и оттоманок, обитых бархатом и парчой. Сама герцогиня в картинной позе возлежала на одной из кушеток, лениво закинув руки за голову. На ней был утренний белый пеньюар, чистые черные волосы рассыпались по груди. Вероятно, она еще не приступила к утреннему туалету. С нее, и впрямь, впору было писать портрет. Если и существовал на свете исконный типаж итальянки, то в моем представлении он должен был выглядеть именно так.
«Лишь, ты, лишь ты, супруга Потифара...» навязчиво вертелись в голове фразы нараспев. «Пресвятая Богородица», подумала я, «я ничего не смыслю в стихах, но неужели мадригалы господина Арамиса настолько хороши?».
«Звезда Египта» бегло оглядела меня и поманила одной рукой, другой - указав субретке на дверь
. Я встала столбом рядом с кушеткой, потом неуклюже присела в реверансе, не зная куда девать руки, туловище, голову, да и всю себя. Перед лицом божественного существа, столь великолепно гармонирующего с интерьером, мне казалось, что я сама распадаюсь на отдельные куски, подобно плохо сбитому чучелу огородному.
К тому же я поняла, что вовсе не знаю, как к ней обращаться. «Ваше высочество», вроде бы, титул, соответствующий принцессе. Но герцогини находятся рангом ниже принцесс. Я вспомнила переписку из ларца. К графу в письме обращались как к «его сиятельству». Следовательно, такое обращение не подходит особам, обладающим титулом выше графского. Стало быть - «Ваша светлость»? Интересно, что блестит ярче - светлость или сиятельство? Какая оплошность, что я не подумала об этом заранее и не удосужилась выяснить. На помощь пришел урок, который я недавно усвоила: к благородным господам не обращаются, пока они сами не соизволят обратиться к вам.
Герцогиня не преминула соизволить.
- Вы от него! От него, не так ли? - спросила она без тени сомнения. Я кивнула, надеясь, что ни от кого другого я быть не могла.
- Как же я рада вам! Наконец! Я сгораю от нетерпения! Скажите, как он? Но садитесь, садитесь, милейшая, - нетерпеливо улыбнулась «светило дам», являя моему взору великолепие ровных здоровых зубов. В ее выговоре мне послышался легкий певучий акцент, присущий южанам.
Куда же садиться? Очередной непростой вопрос завладел моими думами и глаза забегали в нерешительности от одного кресла к иному дивану. В результате метаний мой выбор пал на самый непритязательный стул, я присела на самый его край и опустила глаза. Впрочем, я могла бы их не опускать - герцогиня не смотрела на меня, а бросала мечтательные взгляды вбок, через мое плечо, иногда задерживаясь взором на чем-то, что явно вызывало ее живейший интерес. Мне стало любопытно, что же я заслоняю герцогине собою, но не посмела обернуться.
- Господин Арамис пребывает в добром здравии, - поспешила я сообщить, на всякий случай осторожно добавив: - ваша светлость.
Видимо, не столь обращение вызвало тревогу герцогини, как упоминание прозвища мушкетера. Несмотря на плавность форм, она довольно стремительно поднялась с кушетки, принимая сидячее положение, и проговорила отрывистым шепотом:
- Умоляю вас, не называйте имен. У этих стен есть уши. Кругом слуги герцога и все они хранят ему истовую верность. Ах, я никогда не перестану быть чужестранкой, даже в собственном доме! - герцогиня Неверская горестно прижала руки к груди. Мне стало немного жаль ее. Не хотелось бы мне оказаться чужой в доме на улице Феру. - Итак, вы говорите, что он здоров? Давеча до меня доходили слухи о дуэли. Правда ли это? - Правда, ваша светлость, - отвечала я. - Говорите же, не томите! - герцогиня испуганно воззрилась вдаль блестящими черными глазами слегка на выкате. - Господин Ар... - я осеклась. - Три королевских мушкетера и один прапорщик затеяли... то есть оказались в положении, в котором им было не избежать дуэли. Это случилось на набережной у Нового Моста. Но у поединка был благополучный исход, если не считать смерти всех противников и царапины на плече господина По... одного из мушкетеров. - А он? - ясно было, что никто кроме «него» ее не интересовал. - Он сразил двоих. Наповал, - добавила я для пущей вескости. - А может и троих. - Ах! - снова вздохнула герцогиня, крепче стиснув руки. - Ах, как он опрометчив, как неосторожен. А я... А он... Он обещал мне, что будет беречь себя. Несносный юноша. Скажите, а не слугами ли герцога были люди, столь зверски напавшие на этих мушкетеров? - Смею предположить, что нет, ваша светлость. - Вы уверены? - Да, ваша светлость. - Я так боюсь за него! Передайте ему, как я тревожусь. Хоть и нет никакой возможности, что герцог узнает в нем... я все же... O, если герцог узнает, он во что бы то ни стало сотрет его с лица земли! - Ваша светлость, но господин Apa... этот молодой человек прекрасно владеет шпагой. Вам не о чем беспокоиться, он умеет за себя постоять. - Вы не знаете Карло, - произнесла герцогиня на итальянский манер имя герцога Неверского, - дуэлью он не обойдется. Карло слишком дорожит своей жизнью, чтобы размахивать шпагой из-за меня. И он не станет драться с простым солдатом. О, нет, он пошлет наемников. Или напишет поклеп королю. И тогда его ничто не спасет. Вспомните участь графа де Ла Моля и вы поймете, какая горькая судьба ожидает его Марго.