С огромной досадой отец Сандро опорожнил рюмку вишневой настойки.
- Дочь моя, я могу все, но единственное мне недоступно - вы принесли клятву у алтаря четырех евангелистов, идя на поводу у отца Оноре, в обители, принадлежащей ему. Мне туда хода нет, и слава богу, сказал бы я в любой другой ситуации, но только не в этой. Ибо перед лицом высшего суда, я заявляю, что не в силах отменить клятву, данную в условностях иного литературного жанра! Зачем, зачем вы его послушались? Зачем уступили соблазнителю? Не лежать мне в Пантеоне, но вы ему доверились, ему, чужому дядьке, а не мне, отцу вашему!
C великой досадой Отец Сандро быстро налил и хлопнул рюмку водки, закусив маринованным корнишоном.
- Но они оба... отец Альфред ведь тоже... - попыталась мадам Лажар защитить благородного отца Оноре, проявившего к ней доброту. И был он вовсе не чужим дядькой, а ее крестным отцом, но этого она вслух сказать не посмела.
- Как же можно было довериться этому унылому блюстителю действительности? - горячился отец Сандро. - Он и вас втянул в свой высокоморальный жанр, где законы неотменяемы, потому что они, черт возьми, законы реализма! Да он даже отца Альфреда сумел спустить с облаков на грешную землю!
Отец Сандро опрокинул еще одну рюмку водки.
- Скажите, господин дю Валлон, как мой свидетель, разве это не вопиющее хамство? - Хамство, - радостно согласился очарованный Портос. - Вопиющей некуда.
Присутствие Портоса оказывало заметное положительное влияние на отца Сандро.
- Вот! - отец Сандро потряс кулаком. - Вот достойные слова! Короче говоря, дочь моя, наше семейное дело, а точнее, верховный суд, сводится к тому, что вы дали клятву в чужой обители, где законы не отменяются и сюжеты не перекраиваются, потому что, дьявол вас всех забери, это епархия дотошного Творца, который следует всем буквам текста прямо и по порядку, перепроверяя сегодня тысячу раз то, что сам же написал вчера!
Атос вздрогнул. Содрогнулась и Марта. Арамис горестно возвел очи к потолку. Портос уронил на пол мандариновую кожуру. Гримо, слепо следуя указаниям, сохранял строгий вид. Брат Огюст злорадно усмехнулся в усы - он всегда уважал скрупулезную справедливость отца Оноре и мягкую восприимчивость отца Альфреда, а в этот раз зауважал пуще прежнего.
- Вот именно, - подтвердил отец Сандро. - За сим, в судебном протоколе прошу каллиграфически вывести: хозяйка с улицы Феру обвиняется в том, что, попав под влияние слишком серьезного святоши, вступила на безысходный путь приземленного, бытового и нудного реализма, тем самым лишив себя всеобъемлющей и всепрощающей защиты гуманистического романтизма. Отпустите ей грех, шевалье дʼЭрбле. - Отпускаю вам все грехи ваши, - скорбно произнес Арамис. - А теперь приговор.
Отец Сандро поднялся со стула, слегка пошатываясь, и, как главный тамада, поднял бокал амаретто.
- По наивности своей, непредусмотрительности и недоверию, оказанному Создателю и графу де Ла Фер, прибегшая к помощи посторонних Творцов, хозяйка с улицы Феру, достопочтенная вдова господина Лажара вычеркивается из повествования. - Марта, - сказал Атос. - Как вы сказали? - переспросил отец Сандро. - Ее имя - Марта. - Не может быть! - воскликнул отец Сандро, нечаянно расплескав ликер на воротник сутаны. - Но вы уже упомянули ее в выпущенной несколько месяцев назад седьмой главе, - вынужденно напомнил брат Огюст, чем вызвал благодарность Атоса, хоть уважение его семинаристу не суждено было вернуть никогда.
Но отца Сандро вовсе не смутил этот веский довод. Он только фыркнул.
- Я не первый, кто переписывал романы после выпуска в какой-то газетенке. Некоторые умудрялись перекраивать свои творения и после того, как их тома появлялись на полках библиотек. Я не вижу в этом ничего постыдного, так и запишите в протоколе суда. Все имеют право на ошибку, даже святые отцы.