Отец Сандро произнес это с большой грустью, потому что ему ничего так сильно не хотелось, как слышать голос Атоса. Он мог предаваться этому занятию долгими часами, несмотря на то, что сроки поджимали и главы застаивались. И все же существовали планы, существовала реальность, а в ней существовали обязанности, поэтому отец Сандро через силу выдавил из себя:
- Я не могу вас больше слушать, сын мой.
Но хоть эти печальные слова были равносильны приказанию удалиться, Атос не собирался исполнять приказы.
- Монсеньор, я не успел высказать то, что хотел сказать вам, а я так редко вижу вас, что должен использовать случай. Я прошу вас... нет, я требую - оставьте ей строчку. Мне казалось, что вы справедливый Творец. Неужели я ошибся? - Вы понимаете, сударь, что вы меня оскорбляете? - Я вовсе не собирался оскорблять, вас, монсеньор, лишь высказать свое предположение. - Вам не позволительно высказывать предположения, касающиеся моих творческих мотивов. Вы нарушаете правила этикета. - Почему вы отказываете ей в строчке? Разве исключение из действия не достаточная жертва? Разве отсутствие голоса не достаточная жертва? Почему они не удовлетворяют вас? - Так решило правосудие. - Правосудие? - Атос огляделся по сторонам, будто пытаясь отыскать Фемиду в этой комнате. - Но это ваше и только ваше решение. Да будет позволено почтительнейше осведомиться у монсеньора о причине отказа! - Я объяснил вам свои причины, но они вас не удовлетворили. Господин граф, - сказал отец Сандро, мрачнея, - вы слишком многое себе позволяете. Я прошу... нет, я приказываю вам... замолчите. - Я выскажусь до конца, - произнес Атос, не менее мрачный, чем его Творец. - Я умолкну не раньше, чем сочту себя удовлетворенным вами или своим собственным поведением. - Каков наглец! - вскричал брат Огюст. - Не смейте колебаться, отец мой! - Вы тоже молчите! - прогремел отец Сандро. - Я выслушаю его, и пусть это будет в последний раз. - В таком случае, монсеньор, я требую у вас истинного правосудия, присущего благородному Творцу, а не этой дешевой ярмарки! Приходит нас судить по толкам из газет! Для них одно - театр, балы, маскарады! Лишь любопытством весь народ гоним. Чтоб роль играть, ведь им не нужно жертвовать ничем, в отличие от нас.
Отец Сандро побледнел, что происходило с ним крайне редко.
Стол исчез. Вместо него на полу расстелилась красная ковровая дорожка. Атос вступил на нее.
- Марта Лажар спасала не раз наши жизни и чести, тогда, когда вы, монсеньер, бросили нас на произвол сюжета. Эта женщина не раз жертвовала своим собственным благополучием во имя правды, исторической и внутренней. Да, она обращалась за помощью к иным Творцам, но разве можно пенять ей на это, когда ее собственный Творец занимался важнейшими делами? - Вы иронизируете, граф? - спросил отец Сандро, в самом деле не понимая. - Что это значит, сударь? - Отнюдь! Я преисполнен уважения к вам и к вашим решениям, монсеньор, и склоняю голову перед делами той великой важности, кои вы предпочли нам, простым мушкетерам. - Пред ликом Фемиды я говорил, что не забывал о вас ни на мгновение и все время держал вас в голове!
Как конь, мучимый мундштуком, что дергается у него во рту и рвет губы, отец Сандро снова мотнул этой самой головой, но в этот раз помещение не заколебалось, лишь ковровая дорожка ярко заалела. Золотистое тиснение из королевских лилий расцвело на ней.
- Что с вами? Или вас коснулось вдохновенье? - улыбнулся Атос краешком губ. - Перед лицом верховного суда объявляю вам, ваше сиятельство: горе тем, кто вмешивается в мои дела! Я принял решение. - Позвольте же его оспорить! Я имел честь доложить монсеньору, что никакие преграды не могут остановить меня, покуда вы не примените силу. А покуда вы ее не применяете, я склонен думать, что вы колеблетесь. - О боже! - воскликнул Арамис в ужасе. - Я не колеблюсь... я просто... отказываю.
Атос на мгновение задумался, потом очень тихо сказал:
- Соизвольте, монсеньор, огласить причину вашего отказа, поскольку ваша ненависть к отцу Оноре вовсе не является мотивом достаточно веским, чтобы предавать из-за него забвению личность человеческую. - Это что же, допрос? - воскликнул отец Сандро. - Лишь просьба получить ответ. - Ваши просьбы звучат как приказы, господин де Ла Фер. - С этим я ничего не могу поделать, вы сами создали меня таким. - В чем вы обвиняете меня, господин граф? - еле слышно спросил Творец. - Говорите, ибо перед лицом высшего суда и низшего, я даю вам право самостоятельного голоса. - Не следует давать мне это право. Других себе рабов ищите, монсеньор. Мне высшие права природа уделила.
Отец Сандро пошатнулся и обессиленно упал в кресло, ибо сам пастор Иоганн Вольфганг могучими крыльями своими защищал сейчас Атоса, а на это даже брату Огюсту нечего было возразить.