Некоторые мои соседи и знакомые, люди почтенные и уважаемые, видели, как жандармы вели арестованного господина Атоса по улицам города, сквозь толпу, осыпавшую его оскорблениями. «Стыд! Позор!», кричала толпа и кидалась гнилыми овощами. Так, во всяком случае, утверждали злые языки, проживающие на улице Могильщиков и вблизи нее, при этом косясь на меня недобро и даже с презрением.
И впрямь, с таким же успехом можно было вашу покорную слугу самолично под надзором провести по улицам Парижа, крича ей вслед «Стыд и срам!», ибо честь дома зависит не только от его хозяйки, но и от постояльца, ничего уж тут не попишешь. Поэтому несмотря на то, что господин Атос в самом скором времени был освобожден из-под ареста, и вернулся домой с таким равнодушным и невозмутимым видом, будто все это время прогуливался по цветущим садам, я ему еще долго не могла простить подобного осквернения достоинства почтенного дома на улице Феру. Но что я могла с ним поделать, чтобы он смыл пятно с моей чести? Не вызывать же мне его на дуэль. Моя честь господина Атос никогда не интересовала, как и мое прощение, чего уж там.
Чем только занимались эти господа кроме как драться, попадать под арест, выпрыгивать из окон и наносить визиты друг другу, мне было невдомек. Средств у них не было никогда, это уж точно, так что я полагаю, большинство своего времени они тратили на способы раздобыть деньги. В ход шло все, что угодно. Они играли, перепродавали неизвестно откуда взявшиеся кольца и седла, шляпы и камзолы, цепочки и четки, платки и перевязи. Они одалживали деньги друг у друга, у иных знакомых, у собственных слуг, у меня и даже у моей служанки Нанетты.
К их чести следует отметить, что они возвращали долги. Как правило. Иногда с задержкой. Если быть предельно точной, то господин Атос всегда возвращал вовремя, господин Арамис - с опозданием на день или два, господин Портос... Господин Портос обычно вместо платы приносил какую-нибудь ненужную безделицу: пустой флакон для духов, молоток с гвоздями или глиняный горшок. Господин же дʼАртаньян редко возвращал долги, но когда видел в моем лице кредитора, думаю, в нем все же просыпалась совесть, присущая истинным католикам, и он рассыпался в комплиментах, целовал мне руки, а иногда даже кружил по комнате, как вихрь, и клялся всеми святыми, богами и дьяволами вернуть все в дальнейшем.
Дальнейшее никогда не наступало, но он в самом деле был вихрем, точнее его и не опишешь. Господин дʼАртаньян сносил все на своем пути - вещи, мебель, врагов и друзей. В него невозможно было не влюбиться, а кто не влюбился бы в него, тот все равно был бы снесен его кипучей энергией и азартом. Господин дʼАртаньян был очень молод.
Наверное, именно по этой причине господин Атос все ему прощал, ни разу не упрекнув ни в чем. Он видел в нем сына, которого у него никогда не было, и даже иногда так и говорил: «Сын мой, попомните мои слова!» или «Сын мой, я беру за вас ответственность в этом страшном и очень опасном предприятии, ввязавшись в которое, вы можете поплатиться собственной головой!». Да еще c таким величественным выражением он это произносил, будто сам был глубоким стариком, убеленным сединами. Выражался господин Атос всегда не по-человечески, а так, будто декламировал торжественные речи с подмостков сцены. Ему бы еще руку одну вперед протянуть, а другую к сердцу прижать, и сходство с артистом было бы полным. Смешно все это было.
В любом случае, эта бушующая молодость ворвалась в дом на улице Феру совершенно неожиданно и, надо сказать, в очень неприятный момент. Но, может быть, именно благодаря этому стечению обстоятельств, господин дʼАртаньян и проник в жизнь моего постояльца, превратив его из человека очень мрачного и холодного, в человека чуть менее мрачного и чуть менее холодного. А это не мало. Вот за это я и привязалась к господину дʼАртаньяну.
За два дня до того, как я познакомилась с господином дʼАртаньяном, мой постоялец в очередной раз ввязался в драку; но не где-нибудь, а на самой улице Феру, прямо под окнами. Наблюдать за этим было слишком страшно, и, услышав лязг и звон металла, я сперва трусливо спряталась за ставни.
Мне показалось, что на компанию из шести мушкетеров напали из-за угла. Ничем иным не объяснишь их поражение, ибо господа мушкетеры никогда прежде на моей памяти не оказывались поверженными. По крайней мере, такой вывод следовал из их громогласных рассказов, и особенно из рассказов господина Портоса. Особенно громогласных. Я слышала звон и лязг, несмотря на то что закрыла уши руками, но потом все же не выдержала и выглянула в окно.