Господин Портос так орал, что и подслушивать не было никакой необходимости, господин Арамис шептал, а господин Атос, слушая все эти россказни о капитане, короле и кардинале (его высокопреосвященство тоже упомянули добрым словом, а вы как думали?) сохранял молчание, но в этом не было ничего из ряда вон выходящего. Он и здоровым мало говорил, так что же возьмешь с него больного.
В общем, выслушав всю эту дребедень, господин Атос ничего не сказал. С таким же успехом можно было предположить, что он пребывал в беспамятстве, а его товарищи и не заметили. В этом тоже не было ничего удивительного, поскольку на моей памяти господин Атос пребывал в беспамятстве бессчетное количество раз - не от боевых ранений, а от количества выпитого - а друзья его продолжали без умолку общаться с той бессловесной статуей, которая из него в такие моменты получалась. Как я уже говорила, господ мушкетеров никогда ничего не могло остановить.
Но в этот раз господа Портос и Арамис все же добились своего, и я расслышала, как господин Атос сказал нечто вроде: «Вот и прекрасно».
Что прекрасного он нашел во встревоженных излияниях своих друзей, я не знала. Я уже давно, года два назад, забросила всяческие попытки понять господина Атоса.
Не скрою, что сперва я пыталась. Ох, как же я старалась его понять! И так, и этак пыталась, и заговаривать пробовала, и молчать пробовала, и взоры пристальные кидала, и даже записки ему писала и подсовывала под дверь на третьем этаже - мол, господин Атос, я не понимаю, вы оставили на столе в столовой двенадцать экю. Что это значит? Это вы долг возвращаете, который еще мне не задолжали, но собираетесь? Или же это плата за будущий месяц проживания? Может быть, подарок на Рождество? Мне или моей служанке Нанетте? Возможно ли, что вы забыли ваши собственные деньги на моем столе? Вернуть ли их вам? Но все впустую. Никаких объяснений не дождетесь.
Вот однажды как было. Возвращаюсь я домой с полной корзиной от зеленщика. Захожу - вижу, сидит господин Атос в моей столовой и пьет, как обычно. То есть обычно он не пил в моей столовой, больше у себя наверху, но иногда все же пил и внизу, бывало и так - разницы, где пить вино, для него никакой не было. Вижу я, что он совсем не в себе. Говорю ему, господин Атос, вы не в себе, идите наверх, спать, у вас ночью дежурство. Молчит. Опять взываю к его благоразумию. Но тщетно. Села я рядом, корзину на пол поставила и, говорю, так мол и так, господин Атос, вы в вашем пьянстве совсем захиреете и вас выгонят со службы, а тогда вы лишитесь жалования и не сможете исправно мне платить в первый понедельник каждого месяца, а я не смогу вас выгнать, потому что я добрая женщина и сердце у меня как масляное, а вы человек благородный и не станете жить задарма, так что будете вынуждены покинуть мой дом, а это не обрадует ни меня, ни вас, потому что, как я посмотрю, вы любите постоянство. И вот поэтому самому я, вдова Лажар, то бишь, отсюда не уйду, пока вы не пойдете спать. И отобрала у него бутылку.
Страшно было, не стану скрывать. Думала, сейчас разгневается и начнет громить все вокруг, как бывало иногда, в самом начале, в том июле, когда он только появился у меня. Но нет. Ничего не громил. Помолчал. Встал и пошел наверх. А с лестницы вдруг как бросит: «Вот где, черт возьми, нашло приют постоянство!». И иди его пойми после этакого.
Господин Атос был что твоя стена - разбейся об нее головой, а ей хоть бы что. Стоит себе и дальше стоит. И ничего не понятно.
Но не всегда он был стеной, не всегда. Ведь когда появился, совсем был плох. Одно благородство и никакого хладнокровия. Что твой жеребец необъезженный. Это только потом стал невозмутимым и равнодушным, как неприступная гора. А вначале и туда его швыряло, и сюда, только и оставалось, что охать и причитать. Но кто же меня послушает, простую женщину? Я причитала, а он громил мой дом. Однажды даже прирезать меня захотел, когда совсем перебрал, еле ноги унесла. Правда, за все потом расплачивался. За мебель и посуду разбитую, я имею в виду, не за мои тревоги и бессонные ночи - и не за шаги по ночам. Я слышала - потому что моя опочивальня располагалась на втором этаже - как он ночами напролет ходил по комнатам. Но это недолго продолжалось, и пару месяцев спустя после того страшного июля он несколько оправился.