Ожидая, я задумалась о том, что перед лицом страсти все равны, и герцогини и прачки, что никакие фарфоры и хрустали не способны заполнить в сердце женщины ту дыру, которая выжигается в ней тем, к кому она воспылала. А этим кем-то может быть даже простой мушкетер, мечтающий о сутане аббата, или потомственный вельможа... Мне вспомнились холодные глазa и я тут же запретила себе об этом думать.
Герцогиня воротилась из кабинета с надушенной бумагой и толстым кошельком. Бумагу я спрятала в корзине с кружевом, а от кошелька отказалась. Лучше бы она заказала у меня вышивку.
- Я не стану брать денег у вашей светлости, - с некоторым сожалением сказала я. - Но почему? - изумилась герцогиня. Я не знала, как ответить на этот вопрос, и медлила. - Неужели этого мало?
Я уже выяснила, что высокородные господа почему-то всегда подозревают простых смертных в самых низменных мотивах.
- Да, ваша светлость, - честно призналась я, - мало. Для любви не названа цена. - Что ж, вам, вероятно, виднее, - в тоне герцогини прозвучала надменность, но я решила, что на самом деле это способ скрыть смущение.
Прекрасная дама дернула за шнурок сонетки. Появившаяся в тот же миг субретка проводила меня к выходу.
По дороге я думала о том, что благородные дамы склоняют головы не перед громкими титулами, а пред теми, у кого рифмы складнее.
Глава седьмая, в которой хозяйка становится свидетельницей прискорбного умопопрачения и сама в некотором смысле теряет рассудок
Признаться, толика страстей герцогини по господину Арамису передалась и мне, внушив неожиданную бодрость. Легкомысленность овладела мною и на обратном пути я не шла, а будто порхала. К тому же я от чего-то перестала воображать себя чучелом огородным, и когда на улице Могильщиков торговец сырами приветливо помахал мне рукой, приглашая заглянуть в лавку, я не нахмурилась, как делала обычно, а ласково ему улыбнулась.
Осенняя свежесть ничуть не тяготила, а наоборот, воодушевляла еще больше. Я вспомнила, что за осенью и зимой непременно приходит апрель, и так было и будет всегда, покуда я жива. А я была на тот момент живой и намеревалась оставаться таковой еще довольно долго.
«Не трубы, не цветы и не фанфары!», отдавалась в моих ушах музыкa первой пылкой любви.
Я решила, что мне некуда спешить, ибо мое время принадлежит мне и никто не будет против, если я немного погуляю. Запахнувшись поплотнее в накидку, дабы не продрогнуть от ветра, я принялась бродить по городу, который давно стал мне родным, и чьи примелькавшиеся улицы я привыкла не замечать.
Чудесными оказались улица Вожирар и тенистые аллеи Люксембургского сада за стеной, укромнaя площадь на стыке улицы Алого Креста и Старой Голубятни, и родной приход - церковь Сен-Сюльпис. Обойдя весь Сен-Жермен, я наугад пошла дальше, пока не достигла реки.
Я остановилась у Турнельского моста на том самом месте, где испустил дух мой Лажар, но скорби не ощутила. Потом я смотрела на мутные воды Сены, укачиваемая равномерным движением волн, и восхищалась величественным зданием на острове Сите. Собор походил на огромный корабль, готовый отчалить в свободное плавание, если бы не якоря мостов, навеки приковавших его к суше.
А после, испытывая приятную усталость и слегка проголодавшись, я спешила к себе домой, где ждала меня моя удобная незатейливая мебель, моя постель, мой стол, моя кухня. Я стремилась туда, где была хозяйкой, где не было коварных слуг и супруга-тирана, где никто не вправе был отобрать у меня мой добрый уют.
Не заметив, как стемнело, я чуть ли не вприпрыжку переступила порог дома.
В моей собственной гостиной, за горой бутылок, уставившись в ему одному зримую точку, сидел постоялец.
Я все еще пребывала во власти легкого возбуждения и на короткое мгновение во мне вскипело возмущение: с какой такой стати занимает он мою гостиную и почему пьет мое вино без приглашения? Но недовольство мигом улетучилось и воротилась та необъяснимая и парализующая робость, которую я не раз испытывала в присутствии постояльца. Можно было подумать, что это я, а не он, без спросу ворвалась в его законные владения. Мне стало жаль столь скоро утерянного воодушевления. Чучелом огородным, нелепым и неуклюжим, вот кем я была.