Но это я все к тому рассказываю, что, сказав: «Вот и прекрасно», господин Атос снова умолк.
- Что это значит, Атос? - спросил господин Портос, который тоже плохо понимал господина Атоса. - Это значит, дорогой Портос, - перевел господин Арамис, - что мы с вами пойдем к капитану, когда он нас вызовет, и доложим, что Атос болен ветрянкой. - Ветрянкой? - заорал господин Портос. - Но никто не поверит, что в этом возрасте можно болеть ветрянкой!
Тут следует отметить, что господин Портос, хоть и не отличался блестящим образованием и знанием латыни, все же зачастую оказывался наиболее рассудительным из всех троих. А потом и четверых, чего уж скрывать. Но так бывало не всегда.
А поскольку господин Атос ничего на ветрянку не возразил, пришлось господам Портосу и Арамису самим решать, в чем отчитываться перед капитаном де Тревилем. Должно быть, в конце концов им надоело разговаривать со статуей, и они ушли, со мной не попрощавшись (к тому времени я уже научилась по звукам распознавать, когда затяжные визиты подходили к концу, и бесшумно удирала вниз).
Весь этот день я не пыталась заглянуть к постояльцу, полностью положившись на Гримо. Он всегда оказывался единственным мужчиной в доме, чьему здравому смыслу можно было кое-как доверять.
День, вечер и ночь прошли спокойно, а наутро, во второй понедельник апреля, кто бы усомнился, господа Портос и Арамис снова тут как тут, нарядные и завитые, будто собрались на королевское бракосочетание. Господин Портос обзавелся золотой перевязью, от сияния которой я чуть не ослепла. И когда он только успел ее приобрести? И на какие средства? Я и в этот раз преградила им путь, понимая, что добром это не кончится, но разве кто-то слушал меня? Разве кто-то считался с моими мольбами?
В этот раз королевские мушкетеры недолго пробыли на третьем этаже. А после их ухода, господин Атос собственной персоной спустился с лестницы при полном обмундировании. Шатающийся, бледный как известь, правая рука висит плетью, но величественный и гордый, как какой-нибудь принц, только что получивший в наследство от преставившегося дядюшки полцарства и коня в придачу.
Я спросила у постояльца, куда он собрался, и напомнила, что лекарь не велел ему вставать с постели, но он лишь посмотрел мимо меня. Господин Атос был безрассудным человеком, несмотря на наличие блестящего ума. Помня об указаниях лекаря, я сказала, что выйдет он из дома только через мой труп. После моей убедительной фразы господин Атос лишь вскинул брови. На это я возразила, будто поклялась, что дом он не покинет. И хоть сие было полуправдой, ведь я ни в чем не клялась, господин Атос заявил: «Значит, быть вам клятвопреступницей. Решительно, новости». Что было большим, чем я могла ожидать от господина Атоса, который, за редкими исключениями, никогда со мной не разговаривал.
Все это, наверное, звучит потешно, но на самом деле ничего смешного в этом не было, поскольку именно таким манером я и стала вдовой. Я пыталась воспрепятствовать покойному Лажару выйти из дома в позднее время, но он не послушался моих увещеваний и, отвесив мне оплеуху, ушел пировать с соседями. Той же ночью патруль нашел его зарезанным у Турнельского моста.
Но господин Атос вряд ли стал бы отвешивать мне оплеуху. Как казалось мне, благородные дворяне обращаются со своими женами куда более нежно. Впрочем, я не была женой господина Атоса, а всего лишь его квартирной хозяйкой. С третьтей же стороны, при некоторых обстоятельствах две эти роли сливаются в одну, даже если сам постоялец об этом не подозревает. Попробуйте пожить три года под одной крышей с чужим человеком, и вы поймете, о чем я толкую. Постоялец перестанет быть для вас чужим, даже если у вас нет, не было и никогда не будет ничего общего. Но так бывает с обыкновенными людьми, у которых есть совесть, глаза и голова. У господина Атоса не было ни того, ни другого, ни третьего. Но все это было у меня, не постесняюсь заявить во всеуслышание, ибо это правда. Вот почему мне не хотелось, чтобы господин Атос в расцвете лет упал замертво посреди улицы, да еще в самом начале апреля, когда зацветают сады, зеленеют луга, прилетают жаворонки и близится Пасха.
Как бы там ни было, ободренная его многословием, я сообщила господину Атоса, что пусть он делает со мной все, что ему угодно, но я запру дверь и за порог его не пущу. И, верная своему слову, я заперла дверь на засов, повернула ключ в замке, вынула его и спрятала у себя в корсаже.