Не раз по ночам я пыталась подняться в мой собственный ад на третьем этаже. Я зажигала светильник и, преисполненная решимости, шла наверх в логово людоеда, каждый раз обещая себе, что в этот раз постучусь в дверь и, подобно жене Потифара, скажу: «Ложись со мной!». Но каждый раз, стоило мне расслышать дыхание по ту сторону двери, руки опускались сами собой, словно не принадлежали мне, будто не было у меня собственной воли. В беззвучие слышалось: «Он оставит одежду свою в руках твоих, побежит и выбежит вон». А мне вовсе не хотелось, чтобы постоялец бежал вон из моего дома без одежды, поэтому я всякий раз поворачивалась обратно и неслышно спускалась вниз, так и не достигнув цели. Характер проявить у меня никак не получалось, хоть ты тресни, и ничего тут не попишешь.
Я и об этом докладывала отцу Сандро, чего уж от него скрывать? Он и так знал меня, как облупленную. Но он не прописывал мне постов и сорок пять патерностеров по утрам и вечерам, а говорил: «Как часто нас спасала слепота, где дальновидность только подводила!». Должно быть, он имел в виду слепоту господина Атоса на мой счет. Впрочем, я соглашалась - ничего путного я не могла госпоину Атосу подарить, а страсти мои по нему были совершенно корыстными, ведь я почти каждую ночь грезила, как прохаживаюсь со своим постояльцем под руку по поляне Сен-Дени или по Сен-Жерменской ярмарке, а все мои товарки смотрят на нас пожелтевшими от зависти глазами. Сплошное греховное самолюбие и ничего похожего на любовь к ближнему своему. В ту пору королевские мушкетеры еще были в моде.
В октябре они приехали из Лондона. В конце концов они всегда возвращались. Все четверо казались еще более счастливыми и воодушевленными, чем обычно. Такой у них был надутый вид, что можно было подумать, они совершили дело государственной важности, за которое их отблагодарила сама прекрасная королева Анна и кардинал де Ришелье в придачу.
Ветряная мельница жизни, набирая скорость, снова завертелась, рассекая время привычными лопастями из долгов, дуэлей, интриг, поисков снаряжения, бесчисленных бутылок вина и пустого погреба.
Так прошли еще два года. Я старела, а они молодели. Я молилась за них, а они не помнили о моем существовании. Но кто же осудит их за это? Им принадлежал весь мир, а мне - лишь старый дом на улице Феру.
Потом они ускакали осаждать Ла-Рошель и опять надолго пропали. Я более не представляла свою жизнь без них и не могла поверить, что однажды все закончится и наступит покой.
Но «однажды» всегда неизбежно наступает, скажу я вам, чтобы вы не питали никаких иллюзий на этот счет. Однажды все закончилось.
Завершилась осада Ла-Рошели. Капитуляция гугенотов была подписана в декабре 1628 года, и король с войсками совершил торжественный въезд в столицу. И хоть четыре мушкетера возвратились в город, они вернулись другими. Такое было впечатление, что пора их молодости безвозвратно пропала на бастионах морского города, в котором я никогда не бывала. Что произошло в Ла-Рошели, я знать не могла. Должно быть, слишком долгое лицезрение крови и трупов в одном и том же месте все же влияет пагубно нa человеческие души, даже если это души отчаянных головорезов. Что-то там в этой проклятой Ла-Рошели их и разлучило.
Я ни о чем не спрашивала, но и больше не у кого было. Все реже появлялись друзья у господина Атоса, а господин Атос все больше пил, особенно по вечерам, просиживая в своих комнатах за бутылкой испанского вина.
Однажды я все же постучалась к нему, потому что он два дня из своих комнат не выходил, а Гримо куда-то исчез. Может быть, его опять проиграли, заложили или же он просто попросился в отпуск, хоть последнее и было самым невероятным.
Постоялец посмотрел на меня мутным взглядом. Еще два-три таких года, и от него ничего не останется, ни образа, ни подобия.
- Вам что-нибудь нужно, господин Атос? - Осталась ли в погребе еще малага? - спросил он, рассматривая на свет свечи последний стакан. - К счастью, вы всю ее прикончили, - ответила я. - В таком случае, мне ничего не нужно. - Не может быть! - удивилась я. - Разве? - господин Атос лениво поднял брови. - Что-нибудь вам обязательно должно понадобиться.
Он сложил руки на груди, откинулся на спинку стула и взгляд его стал несколько более сосредоточенным.
- Мне кажется, что нечто нужно вам от меня. Но чем бы это могло быть - решительно не могу себе представить, поскольку заплатил вам позавчера. Следовательно, дело в другом.
Да, господин Атос обладал блестящими качествами ума, ничего уж тут не попишешь.
- Мне нужно... мне нужно... - я не могла придумать, что назвать ему, я этого не знала сама. - Подарите мне розу. - Что?! - от неожиданности с господина Атоса слетело мрачное оцепенение. - Ну что вам стоит? Придите однажды домой с розой в руке, переступите порог и скажите, так мол и так, вот вам, мадам Лажар, цветок, я дарю его вам, потому что вы заслужили. За ваше долготерпение, мужество и выдержку; вы ведь выносили меня и моих друзей в течении пяти лет, а то и больше, точно я не помню, сколько именно, ибо время - понятие растяжимое, и иногда пять лет равносильны целой жизни. В общем, почтенная мадам Лажар, вы все это время кормили нас, поили, привечали, терпели наш шум, гам, звон шпаг, шпор и топот каблуков, и ни разу не пожаловались и не изгнали ни меня, ни друзей моих из своей обители, хоть могли, могли, были поводы. Ведь были же? Были. Так вот вам за все это великомученичество роза, ибо вы истинная праведница. А я ее засушу на память.