Я не знала, чем мне удивлять очередного безумца, но поскольку не терпелось отправиться ко сну я ответила, не раздумывая:
- Если это такая притча с загадкой, то мне известно вот что: порядочная христианка от Церкви не отказывается, любая жизнь хуже небытия, а взор лучше слепоты. Никто не убережен от горькой участи и ошибки удел каждого смертного. Я готова прожить любую жизнь, лишь бы она была достойной Творца моего, но безгрешность присуща лишь Пресвятой Богородице, а я не столь горда, чтобы мнить себя ее подобием. Себя я люблю гораздо больше, чем ближнего своего. Если вы, отец мой, на это намекаете. - Надо же! - господин кюре ахнул.
Потом оглядел меня с ног до головы, и, как прежде постояльца, взял за подбородок и развернул мое лицо к свече, пристально всматриваясь сперва в профиль, а потом в анфас. Весь его облик выражал тяжелое замешательство.
- Вы строптивая женщина и я не знаю, что мне с вами делать, поскольку... ну не про вас, не про вас, а про него эта улица, а вы здесь только по чистой случайности изволили оказаться. Ну да бог с вами, - отец Сандро спрятал перо в полах сутаны. - Раз вы способны к свободным суждениям, не стану я от вас отказываться, хоть, черт меня забери, сто раз убеждался, что себе во вред. Я и сам не убережен от ошибок. Могу лишь призывать к вашему здравомыслию. Живите параллельно. Не пересекайтесь. Ему на глаза как можно реже показывайтесь. Когда он спит, вы бодрствуйте, он не дремлет - ложитесь спать или уходите из дому. Будьте тенью. Тенью тени. Внутри себя живите, вот что, а наружу не ногой. Как захотите с кем-нибудь поговорить - ступайте ко мне, на исповедь. А еще лучше просто постарайтесь забыть о нем. Выкиньте из головы и все. Он не из вашего стиха герой, из другого гекзаметра.
- Возможно, вы правы, - сказала я, не спросив и в этот раз, что такое гекзаметр.
В лукавых и добродушных глазах отца Сандро светилась неземная мудрость. Этакое всеведение, как у настоящих библейских пророков. Я отчетливо понимала, что усталость и потрясение, все сумбурные впечатления этого дня играют злую шутку с моим воображением, но все же не удержалась от искушения увлечься источником сияния. А может быть мне просто не хватало любящего родителя. Я спросила:
- Отец мой, как вы думаете, что ждет этого человека? - О, - отец Сандро засмеялся, - его ждут тяжелые испытания. Впрочем, вы этo и сами видите. Но также его несомненно ждет огромная слава и многие почести, возможно даже орден Святого Духа. - Вы смеетесь надо мной, господин кюре? - Отнюдь, дочь моя, я просто радуюсь. - Чему же? - подивилась я. - Тому будущему, которое я уготовил этому человеку. Оно, несомненно, будет великим, и даже я сам, пожалуй, не в силах предугадать его размах. - Вы уготовили?!
Я окончательно перестала что-либо понимать, и решила, что точно так же, как прежде заразилась чужим упоением любви, так и сейчас заражена чужим безумием. Правда, более не могла сказать, кому именно оно принадлежало.
-Идите спать, дочь моя, вы очень утомились, - он по-отечески поцеловал меня в лоб, и добавил: - Гомера я вам занесу, чтоб в этой пустоте, которую, господи боже мой, даже я не в силах вообразить, вам не было так скучно. А все остальное вам послышалось.
Глава восьмая, краткая, в которой хозяйка сперва болеет, а потом выздоравливает
Не помню точно, когда я пробудилась ото сна, полного кошмарных сновидений. За окнами все еще или опять было темно. Я не раздевалась - так и заснула в платье и в накидке, а проснулась больной, не в силах встать с постели. В голове гудело, словно я сама выпила безмерное количество вина и не умела различить, что из происшедшего мне привиделось, а что случилось на самом деле.
Приложив усилие, я вспомнила, что сегодня должно быть воскресенье. Я снова попыталась встать, но попытка была тщетной - комната закружилась, тело меня не слушалось. Видимо, я давненько не заболевала, потому что впервые осознала, что в подобной плачевной ситуации мне решительно не к кому обратиться. Поэтому я осталась лежать в постели, жалея себя и оплакивая собственное одиночество.
Периодически я погружалась в болезненный сон, который оказывался гораздо хуже яви. Перед взором мельтешила безумная пляска; пьяный господин Атос запускал в не более трезвого господина Портоса вазой, герцогиня Неверская на сцене Бургундского отеля распевала песню о жене Потифара, господин Арамис каялся в грехах у алтаря, протягивая распятию туго набитый кошелек, а отец Сандро, стуча по столу увесистым фолиантом, вел научные диспуты с незнакомым мне зевающим смуглым юношей в берете, украшенном подобием пера.