Я задумалась. В словах будущего аббата был определенный резон. Я вовсе не испытывала желания оскорблять чувства господина Арамиса и поэтому взяла четки, поблагодарив его. Затем мушкетер с присущей ему таинственностью сообщил, что его какое-то время не будет в Париже, но он бы предпочел, чтобы герцогиня не узнала о его отсутствии, ибо ему не хотелось бы снова послужить причиной ее волнений. К тому же речь шла о деле государственной важности, о котором не пристало распространяться. Мне стало любопытно, что это за дело такой большой важности, но, разумеется, расспрашивать не стала.
Господин Арамис вручил мне три разных письма, датированных будущими днями, которые я должна была периодически относить герцогине за время его отсутствия под видом того, что отправитель пишет их в тот же день. Сие показалось мне не очень порядочным и я решилась поинтересоваться у господина Арамиса:
- Позвольте спросить вас, сударь: неужели у вас никогда не возникает желания увидеть ее светлость воочию?
Будущий аббат посмотрел на меня так, словно я была воплощением младенческой наивности, если не беспросветной глупости.
- Милостивая госпожа, не мне рассказывать вам, что в некоторых связях люди ищут нечто большее, чем плотские наслаждения, - и я с некоторой опаской поняла, что под «большим» господин Арамис имеет ввиду не поэтическое творчество.
Некоторое время спустя в дверь снова постучали. На этот раз за дверью обнаружился господин Портос. За его спиной маячила округлая фигура Бонифация, придерживающего под уздцы немолодую кобылу оттенка осенней парижской мостовой.
- Хозяюшка! - в обычной своей разудалой манере приветствовал меня господин Портос. - Господин Портос, - с взаимной теплотой отвечала я, - заходите. - Я бы и рад, но мне придется отказаться. - Отчего же? - Видите ли, я к вам по делу. - Я вас слушаю. - Могу ли я быть с вами полностью честным? - Мне бы хотелось верить, что можете, сударь. - В таком случае, я объяснюсь. Дело в том, что Атос дал нам знать, что вы отказываетесь получать долги деньгами, потому что это оскорбляет ваше достоинство. А Арамис сказал, что вы хотите уподобиться святым бессребреникам Косме или Дамиану. Именно поэтому я дарю вам лошадь.
Бонифаций привязывал кобылу к кольцу в стене дома. Помня о мудром совете господина Арамиса, я не стала отказываться от дара, но все же поинтересовалась:
- Весьма любезно с вашей стороны, господин Портос, но какой мне прок от лошади? Скакать верхом я не умею, поля и плуга у меня и подавно не найдется. Разве что вы предлагаете мне ее зажарить? Господин Портос пожал плечами. - Как вам угодно, но если вы решите превратить благородное животное в ужин, то, прошу вас, сделайте это не ранее, чем недели три спустя. - Вы полагаете, что за этот срок животное успеет нарастить больше плоти? - В этом я как-раз сомневаюсь, но через три недели завершится наше с Арамисом участие в кампании, которую нам предстоит предпринять по поручению господина де Тревиля. - Что же это за кампания? - спросила я. Мушкетер раздулся от собственной значимости. - Мы отправляемся в Авиньон, чтобы сопроводить епископа Люсонского в Париж. Понятия не имею, кто таков этот сановник, но его величество проявляет личную заинтересованность в его прибытии ко двору с конвоем, а Арамис утверждает, что мы станем эпизодическими участниками летописи времен. - Очень занятно, - сказала я, понимая, что господин Портос проболтался о том, о чем хотел умолчать господин Арамис. - Желаю вам приятной прогулки в Авиньон. Говорят, это очень красивый город.
Господин Портос раскланялся, ласково потрепал кобылу по загривку и, сделав знак Бонифацию, удалился по улице, развернув плечи. Бонифаций же, не заметив маневров своего господина, продолжил внимательно изучать полет голубей над крышами домов. Через некоторое время господин Портос заметил, что шагает без эскорта, и ему пришлось вернуться по своим стопам назад, схватить Бонифация за ухо и потащить за собой. В третий раз в дверь не постучали, а открыли самостоятельно. Господин Атос направился к тому же креслу, где сидел в наш прошлый разговор. Он снял шляпу и отстегнул от нее пряжку, которой крепился к тулье серый плюмаж. Пряжку он положил на столик. Огромный сапфир в золотой оправе заставил меня отступить на шаг назад.
- Я обещал вам денег, - сказал он, - но в этом городе они тают до того, как я успеваю их посчитать. Возьмите эту безделушку - мне она более ни к чему. - Но как же я могу...? - ахнула я, впервые в жизни находясь в непосредственной близости к подобной драгоценности. - Господин Атос, это ведь целое состояние! - Вы сделаете мне одолжение, избавив меня от необходимости считать расходы и докучать вам каждый месяц с оплатой, - сказал бывший граф. - К тому же мушкетеру Атосу не гоже носить кричащие самоцветы, вызывающие излишние вопросы.