Не знаю, сколько минут прошло, но у меня было время пораскинуть мозгами и я пришла к выводу, что господин Атос не стал бы меня допрашивать без причины, особенно если опасность, которую я почуяла на улице, не была плодом моего воображения. Вероятно, господин Атос тоже увидел подозрительного типа, когда отправился на разведку. К тому же праздное любопытство, в этом я была уверена, не являлось одной из черт характера бывшего графа. Однако на мне, должно быть, сказывалось отсутствие пищи, которому я подвергала себя в последние дни и в какой-то момент господин Атос стал расплываться перед моими глазами, троился и мутнел. Голова закружилась, стало дурно и я вцепилась покрепче в подлокотники кресла, дабы не лишиться чувств. Господин Атос ничего не предпринимал, но тянуть эту пытку было для меня немыслимым. Я обессиленно облокотилась о спинку кресла и поняла, что этим самым признала свое поражение.
- Хорошо, я все расскажу вам, только вам сперва следует поклясться, что тайна останется между нами.
Очередной промах. Периодически я забывала, с кем разговариваю. Господин Атос напомнил мне об этом, окинув таким уничижительным взглядом, что я больше не стала требовать от него клятвенных обещаний и подчинилась его воле.
- Герцогиня Неверская и ваш друг, господин Арамис, ведут тайную переписку, которой способствует ваша покорная слуга, поскольку связанные поэтической музой сердца лишены возможности встречаться из-за ревнивого супруга герцогини.
Сказав это, я умолкла, посчитав, что и так выдала слишком много сведений. Господин Атос вздохнул с философской грустью, словно имел ввиду: «до чего печально, что все кругом лишены ума».
- Поэтическая муза... Вы бы еще зачитали гекзаметры для пущей убедительности. Это все? - Все, - отвечала я. - Вы лжете, - отрезал господин Атос. Я разумно промолчала. - Вы лжете, - посчитал нужным объяснить он, - потому что ни одна здравомыслящая супруга не станет посылать любовнику, - он произнес это слово с отвращением, - компрометирующие письма, раскрывающие ее инкогнито.
Сей факт был мне уже известен благодаря просветившему меня некогда Базену, поэтому спорить с постояльцем я не видела смысла. Лишь пожала плечами, всеми силами изображая наивность.
- Вы лжете зря, - продолжил господин Атос. - Покрывая герцогиню, вы подвергаете опасности от возможных врагов того, кого собирались выгораживать перед другом.
Я стиснула зубы. Быть может, господин Атос и был прав, но я не умела отличать врагов от друзей в этой запутанной истории, поэтому лучше всего было заткнуться. Но благородный друг господина Арамиса считал иначе.
- Вы не доверяете мне, - произнес он с некоторым пониманием. - Что ж, я и сам не стал бы доверять заезжему пьянице.
Эта фраза сразила меня, прозвучав в моих ушах оскорблением не так моего достоинства, как графа де Ла Фер. Я не могла позволить ему дурно о себе отзываться.
- Я доверяю вам, господин Атос! - вырвалось у меня. - Вы не пьяница, вы прекрасной души человек!
Постоялец злобно усмехнулся и посмотрел на меня так, будто это я, а не он сам, оскорбляла его достоинство. Мне опять стало страшно, душно и в глазах помутилось.
- А ведь совсем недавно вы утверждали противоположное. Как непоследовательны женщины, - глухо произнес мушкетер и опять умолк.
Я успела подумать, что не могу определить, от чего делалось неуютнее - от слов его или от безмолвия.
- Вы поступаете мудро, не доверяя людям, - прервал он мои неприятные раздумья. - Тем не менее сегодня я попросил бы вас поступиться своим недоверием. Уверяю вас, что в моей душе нет ничего прекрасного, но обязан сообщить вам и о том, что в ней существует долг перед теми, кого я считаю своими друзьями. Зная, что одному из них грозит опасность, я не могу просто так оставить дело, не постигнув его истинного смысла. Вам понятно?
Мне было понятно. Более того, будь то из-за удивительной силы внушения господина Атоса или из-за моих собственных размышлений, во мне проснулась уверенность, что сам господин Арамис не воспротивился бы, узнав, что данные сведения стали достоянием его доброго друга. Но что подумала бы герцогиня, доверившая мне свою судьбу и честь? Я не знала, кому сохранять верность. Окончательно запутавшись и в очередной раз проклиная час, в который постоялец ворвался в мою спокойную и размеренную жизнь, я закрыла лицо руками.
Не по моим силам было разрешать столь тяжкие сомнения. Я словно бродила по лесу, испещренному ловушками. Куда бы не свернула, кто-то оказался бы преданным мной, чье-то доверие я бы нарушила, кого-нибудь бы оскорбила. Меньше всего на свете мне хотелось причинять людям зло, а мучительное чувство вины, преследующее меня все это время, затопило пуще прежнего.