От подобного снисходительного тона я опять испытала гнев. Кто дал ему право жалеть меня? И где прячется его блестящая проницательность, когда речь заходит не о гербах? Неужели он ничего, совсем ничего не понимал в людях? Но я не стала возражать. Бесполезно. Я уже знала, что благородные господа не способны разглядеть бескорыстную любовь к ближнему в простых мещанках, как и все остальное. Господин Атос знал толк в сложных заговорах, но человеческое простодушие было недоступно ему настолько же, насколько была непостижима его уму женская добродетель. Напрасно я бросила на постояльца красноречивый взгляд. Он не мог понять его, как не был способен увидеть меня. Глаза его были обращены в пустоту. Я являлась для него пустым местом.
Господин Атос решительно встал.
- Я доставлю депешу в Ангулем, - заявил он, а в глазах его по прежнему блестела странная искра.
Мне следовало бы испытать облегчение, но вместо этого меня обуял ужас. Очевидно было, что господин Атос обрадовался очередному поводу бросаться в омут головой.
- Верните письмо, сударь! - вскочила я. - Оно не принадлежит вам, вы его у меня похитили бесчестным образом!
Но с таким же успехом можно было обвинять скалу в том, что на нее невозможно вскарабкаться. Постоялец лишь усмехнулся.
- После всего, что вы мне сообщили, неужели вы полагаете, что я не уберегу своего друга от гнева супруги Потифара?
Никто не стал бы отрицать, что господин Атос был благородным человеком.
Глава тринадцатая, в которой постоялец уезжает
Никто не догадывается, что готовит ему судьба, но то, что случилось дальше, было делом столь неслыханным и непостижимым, что даже в самых безумных грезах не могла я представить себе подобного развития событий. Но начну по порядку.
Господин Атос милостиво уведомил меня, что отправляется к господину де Тревилю просить об отпуске и стремительно вышел. Я получила возможность пораскинуть мозгами.
Соображения мои ни к чему хорошему не привели. Собственными глазами я давеча видела шпиона, следящего за мной. Сам господин Атос почуял опасность, грозящую господину Арамису. Герцогиня до смерти боялась слуг своего влиятельного супруга. А дело, которое она намеревалась поручить господину Арамисy, если я правильно понимала его суть, являлось изменой не только супружеской, но и государственной. Депеша была адресована королеве-матери, и хоть я ничего не смыслила в политике, мне, как и каждому французу, было известно, что ее величество изгнана со двора и находится в опале.
Сопоставив все эти сведения, я осознала, что господин Атос направляется в очень рискованное предприятие, если не на верную смерть. Два других мушкетера были далеко, а кроме них, близких друзей в Париже у моего постояльца не имелось. Следовательно, он собрался в Ангулем в сопровождении разве что своего слуги. На мой взгляд, подобный поступок был равносилен самоубийству. Но всего хуже было то, что я послужила ему причиной.
При этом я была готова поклясться, что господин Атос собрался исполнить роль курьера не только из-за преданности господину Арамису, но и одновременно предвкушая перспективу подвергнуть свою жизнь смертельной опасности. Зная уже господина Атоса, меня отнюдь не удивляло его намерение не дорожить своей жизнью. Клясться я готова была и в том, что сам господин Арамис ни за что не принял бы столь опрометчивого решения. Он нашел бы способ отвертеться от просьбы герцогини или, на худой конец, взял бы с собою сопровождающих.
О чем же я думала прежде? Зачем мой безвольный язык не остался за зубами? Почему я сломалась от «пытки», которая вовсе не была невыносимым испытанием - господин Атос всего лишь сидел напротив, а я могла покрепче держать себя в руках и молчать, пока ему бы не наскучило присутствие немой домовладелицы. Для чего я ввязалась во всю эту галиматью, вмешав в нее и господина Атоса?
Тут я пришла к выводу, что никогда не умела отказывать людям ни в чем, и что именно моя готовность удовлетворять чужие чаяния, то, что я считала добродетелью, на деле оборачивалось пороком. Мне вспомнились слова наставника из письма молодому графу: «Возлюби ближнего как самого себя», и я впервые осознала их глубокий смысл и мудрую правоту. Воистину, когда мы не любим самих себя, мы приносим ближним своим одни несчастья. Осознав, что я натворила, я пришла в ужас.