- Прескверное дело, черт возьми! Окажись вы в могиле, друг мой, я бы не знал, какую надпись выбить на вашем надгробие. А ведь вы заслуживаете самого видного креста на кладбище!
При этих словах богослов внимательно посмотрел на моего постояльца и в его взгляде спустя мгновение мелькнуло понимание. Он прикрыл глаза и пригубил вино, отдавая ему дань с видом знатока.
- Почему вы молчите? - продолжал гигант, заметив, наконец, что среди всех троих говорит преимущественно он один.
От меня не укрылось, что на этой реплике его товарищ легонько пнул словоохотливого носком сапога по щиколотке. Постоялец же, к тому времени приговаривающий третью бутылку Бордо, словно пробудился ото сна.
- Я слушаю вас, - проговорил он и посмотрел на вопрошающего неожиданно ясным взглядом, если принимать во внимание количество выпитого.
- Так слушайте же дальше. Никогда прежде я не встречал подобного вам фехтовальщика, а то, что мы способны совершить втроем, воистину превосходит всю королевскую роту вместе взятую, черт меня побери. Поэтому нам необходимо сегодня же скрепить наш союз рыцарской клятвой верности. Вы ведь, несомненно, знатный человек, друг мой.
Скромный молодой господин слегка покраснел, словно вынужден был нести ответственность за языкатого друга. Постоялец побледнел, но восторженный гигант оставался безучастным к проявлению столь тонких эмоций и стукнул кулаком по столу.
- Полноте, мой дорогой, не стоит отрицать. Лишь круглый осел не распознает в вас древнюю кровь. Готов поклясться, вы потомок тех герцогов или маркизов, что получили геральдическую корону от самого Карла Великого!
- Кухня в этом доме в самом деле великолепна, - попытался исправить положение тактичный богослов. - Милая хозяюшка, будьте любезны: еще вина, и еще немного яичницы для меня. Совсем малую толику.
Но гигант не унимался.
- Клянусь честью, - продолжал он, - мне никогда еще не доводилось сражаться и пить со столь знатным вельможей. Мы тут одни и, снова клянусь честью, мы будем немы, как могилы, но откройте же нам свое имя и титул, чтобы мы знали, какой чести удостоились.
Тяжелое молчание повисло над столом. Затем постоялец медленно опустил свой стакан и положил ладонь на эфес - свою перевязь он так и не отстегнул.
- Если я назову вам свое имя, друзья мои, то вследствие буду вынужден скрестить с вами шпаги. Но мне вовсе не хочется так поступать, поскольку было бы жаль утратить вас, едва успев приобрести. Вызов был произнесен очень спокойным тоном, обыденным, как приглашение на прогулку по Сен-Жерменской ярмарке.
Разговорчивый господин поперхнулся куском хлеба и закашлялся, но в этот раз оказался понятливее. Он, похоже, колебался и не знал, спустить ли постояльцy с рук подобные речи или самому схватиться за шпагу. Но покуда он нашаривал перевязь на полу, богослов примирительно взял его за рукав.
- Прошу вас, господа, не станем ссориться. Вы болтаете лишнее, когда выпьете, а любопытство не подобает воспитанному человеку. Милый друг, простите нашему товарищу его неучтивость, но, поверьте, она не вызвана ничем иным, кроме как искренним участием. Он полюбил вас, могу засвидетельствовать, как и то, что его шпага отныне к вашим услугам, - молодой человек ласково улыбнулся и добавил: - А это дорогого стоит.
Постоялец кивнул и положил ладони на столешницу, словно усмиряя их.
- Милостивые господа, - тихо произнес он, - надеюсь, залогом нашей дальнейшей дружбы послужат мои действия, а не слова. Я всегда буду искренен с вами, но не ищите во мне откровений. Моя шпага и рука не солгут вам никогда. Даю вам слово, что отныне они принадлежат вам безраздельно. Я буду вашей опорой в бою, тылом в неудачах и прикрытием от опасности. По мере своих возможностей, я не оставлю вас в беде ни при каких обстоятельствах. Я отдам последнюю каплю крови, если она послужит вашей жизни и вашему благополучию. Друзья мои, вы найдете во мне верного секунданта на дуэли, но скучного собеседника за столом. Поверьте, моя персона ничем не интересна.
Гигант вскочил, стуча кулаком в грудь.
- Я тоже клянусь! - вскричал он. - Я клянусь, что приобрел сегодня друга, достойного называться моим братом! Я клянусь, что никогда и ни за что не посмею совать нос туда, куда мне хода нет, и не заикнусь ни о чем, пока вы сами не расскажете. Как бы вас не называли, ваше имя сладко прозвучит в моих ушах, потому что это имя брата моего. И я клянусь, дорогой мой, что умру за вас, тысячу раз умру, лишь бы иметь честь называться вашим другом.
Тяжело дыша, он умолк, и выжидающе посмотрел на богослова, который с некоторой настороженностью наблюдал за этой сценой. Трудно было сказать, что происходило в душе молодого человека, но похоже было, что сомнения боролись в нем с желанием участвовать в таинстве, невольным свидетелем которого я оказалась. Спустя несколько мгновений, должно быть, приняв решение, он осенил себя крестным знамением и тоже встал.