- Дорогие друзья, клянусь богом, вы заставляете меня растрогаться. Вы удивительный человек, сударь, если готовы давать клятвы едва знакомым людям. Но в некоторой мере я понимаю вас, ибо совсем вас не зная, готов признаться, что и вы вызываете во мне подобное расположение. Словно рука божья свела нас сегодня и я, самому себe не веря, ощущаю, что знаком с вами вот уже целую жизнь. Мне, как и вам, как и нашему другу есть что скрывать, так не будем же делать вид, что мы безгрешны. Все мы грешны и души наши отяжелены дурными поступками и срамными пятнами. Только ведь за всей мерзкой юдолью земной в каждом из нас теплится первозданный свет, который не погасят ни грехи, ни ошибки. Осмелюсь думать, что господь наделил меня зорким взглядом. Что бы не творилось у вас на душе, я вижу ваш свет и он манит меня, как и моего друга. Вот и я готов, хоть, пожалуй, и опрометчиво, приносить вам клятвы. И я клянусь, мой милый, клянусь, что никогда не подниму на вас руку, что буду вам добрым другом и верным братом. Я буду бережно хранить те тайны, которые вы решите доверить мне, и никогда не спрошу о тех, которые вы оставите при себе. Я стану вашим наперсником и товарищем, если вы того захотите, вашей десницей в борьбе с лукавым и вашим свидетелем пред ликом божьим на Страшном Суде, если вам так будет угодно. Заведомо я прощаю вам все ваши прегрешения, прошлые и будущие. Сам не зная почему, я готов связать свою жизнь с вашей и смерть свою свяжу. Вот моя рука.
Молодой человек протянул руку, которую тут же схватил и затряс гигант. Слеза восторга скатилась по щеке огромного господина, пьяная, но от этого не менее искренняя.
Постоялец встал из-за стола, мертвенно бледный и сжатый, как пружина. Сдержанность лишь свидетельствовала о силе волнения, что овладела им. Мне подумалось, что в речи богослова мой жилец услышал слова невероятно для него значимые. Я видела в обращенном ко мне профиле благодарность и облегчение, которые могут наступить лишь от настоящего понимания.
Даже я, безмолвная свидетельница на кухне, была готова поклясться. В том, что перед моими глазами свершалось нечто необыкновенное и судьбоносное. А я к вину не притрагивалась, дай бог памяти, со дня бракосочетания с Лажаром.
- Эх, д’Эрбле, вот умеете же вы говорить! Черт меня подери, из вас получится великолепный аббат, к превеликому сожалению. Мне, между прочим, вы никогда не приносили подобных клятв, - с некоторой обидой заявил гигант продолжая трясти руку будущего аббата.
- Это потому, - сказал постоялец, сжимая стиснутые руки товарищей между своих двоих, - что проницательный д’Эрбле знает - вы способны доверять и без лишних слов.
Тот, кого назвали «д’Эрбле», мягко высвободил руку из рук приятелей и сделался еще серьезнее, если такое вообще было возможным.
- Друзья мои, - все так же торжественно заявил он, - выбор друга есть выбор тропы мирской и самого себя будущего. Любой союз нуждается в символе веры, иначе клятвы - лишь пустое сотрясание воздуха. Подобно тому, как баптизм скрепляет узы христианина со Спасителем, я предлагаю скрепить наш союз именами, которые мы сами себе изберем, отказавшись на время от тех, которыми нас наделил Рок. Так будет лучше для всех нас.
Будущий аббат сделал паузу и задумался. Я замерла в восхищении с очередной порцией яичницы. Никогда в жизни не доводилось мне наблюдать, чтобы так изящно и тонко обернул кто щекотливую ситуацию в проявление столь возвышенного благородства.
- Отныне для всех и каждого мое имя Арамис, - произнес будущий аббат.
- Арамис?! - изумился гигант. - Что это значит?
- Да разве это важно? - вопросом ответил господин Арамис на вопрос.
- А-ра-мис, - раскатисто протянул гигант и вдруг обрадовался прозрению. - А слово-то греческое!Недурно, недурно. Кем же быть мне?
- Выбор ваш, друг мой.
- В таком случае, я стану Портосом, - здоровяк широко улыбнулся, явно намереваясь обозначить улыбкой загадочность.
Но остальные сохраняли молчание.
- И вы даже не поинтересуетесь, откуда я взял это имя? - обиделся господин Портос.
- Ваша любовь к крепленным винам из Португалии ни для кого не является тайной, - улыбнулся господин Арамис.
- Клянусь, я навсегда отказываюсь от портвейна! - воскликнул господин Портос. - Пусть моя жертва будет принесена на алтарь братского таинства. Тайна должна быть тайной.