- Воистину великая жертва, - без тени иронии промолвил господин Арамис.
Взгляды обоих устремились к постояльцу, который в этот момент был похож на... Впрочем, непосильно простой смертной описать словами, что напоминает человек, когда избирает имя собственное, высекая им свою судьбу.
... Камнем упало имя, начертав тупик. Эхом отозвались стены дома на улице Феру и повисли над безвременьем. Блюдо с яичницей задрожало в руках хозяйки. Вдове покойного господина Лажара лучше было никогда не слышать имени постояльца, ибо, хоть тогда она еще этого не знала, отныне имени суждено неотрывно следовать за нею по пятам. Или ей за ним. Никому не известно, кто является зачинщиком замкнутых кругов. Казалось, она сдала ему две опрятные комнаты в двух шагах от Люксембурга, а на самом деле заложила ему свое собственное существование. Мертвым кольцом спаялся союз между хозяйкoй и постояльцем, когда впервые было произнесено имя...
- Атос.
- Портос.
- Арамис.
Три мушкетера сели за стол и подняли стаканы, наполненные до краев.
Солнце уже клонилось к закату, а трое друзей все гуляли в моей гостиной, поедая и выпивая все, что находилось в моих закромах. Казалось, они не могли расстаться, наполняясь не только яствами, но и обществом друг друга, которое действовало на них столь животворяще и будоражаще, что они не чувствовали ни опьянения, ни усталости.
Господин Арамис рассказывал пикантные сплетни из жизни двора, умалчивая об именах участников событий, господин Портос громко хохотал, а господин Атос молчал. Молчание позволяло говорить, а разговор - молчать.
Когда за окнами стемнело, господа Портос и Арамис переглянулись, поднялись, а за ними и господин Атос. Все трое принялись обниматься.
Мимоходом, господин Портос поймал меня, принявшуюся было убирать со стола, за талию, и, видимо, собрался отблагодарить за теплый прием поцелуями. Я вспыхнула и вскрикнула с протестом.
- Прекратите, Портос, - господин Атос вдруг оказался между мною и господином Портосом, - вы пьяны.
- Вы правы, друг мой, прошу прощения, любезная хозяюшка, я пьян, как... - он обратил мутный взор к господину Арамису. - Как кто из патриархов я пьян?
- Он хочет сказать, что пьян как Ной, - господин Арамис на мгновение заколебался, - или как Лот. Кого вы имели в виду, Портос?
- Я имел в виду греческого бога Диониса. Чье имя созвучно с вашим новым прозвищем.
Господин Арамис покачал головой.
- Вечно вы все путаете, Портос. Пойдемте, не стоит злоупотреблять гостеприимством хозяйки... Как звать ваc, милейшая?
Темные глаза молодого человека излучали тепло и мне стало так приятно, как не бывало очень давно. А, может, дело было лишь в том, что впервые кто-то из них отнесся ко мне с интересом. Внимание было непривычным. Господин Арамис говорил правду: его взгляд был зорок и от него не укрылась моя благодарность.
- Вдова Лажар, - я присела в реверансе.
- Мадам Лажар, ваши прекрасные руки обеспечили нам чудесную встречу.
Мушкетер склонился к моей кисти. От неожиданности я едва ее не отдернула. Никто никогда не целовал моей руки, и всегда казалось, что это привилегия именитых женщин. Но именно тогда, когда мушкетер Арамис легко коснулся губами тыльной стороны моей ладони, я впервые поняла, что истинный дворянин не делает различие между рукой благородной дамы и рукой белошвейки; он наделяет благородством все, что встречается на его пути, ибо сам является его источником.
Глава третья, в которой некорректно обнаруживается переписка
Дни шли своим чередом, лето приближалось к концу. Я вышивала и занималась домашним хозяйством, постоялец исправно посещал службу, двое его новых товарищей частенько наведывались к нему, а точнее - в мои кухню и гостиную.
Мне стало известно, что господин Портос был всегда голоден и громогласен, что господин Арамис всегда соблюдал посты и тщательно берег завивку, однако ничего нового о своем постояльце мне разузнать не удалось.
Однажды утром, когда господин и слуга отсутствовали, повинуясь греховному любопытству, которое перед совестью своей тщетно пыталась оправдать ложной заботой о собственной безопасности, я поднялась по лестнице наверх.
B необжитых комнатах на втором этаже не появилось ничего такого, что могло бы свидетельствовать об обитании в них нового жильца, если не считать туалетных принадлежностей на столике, кувшина, таза и сундука. Создавалось впечатление, что живущий здесь готов со дня на день сорваться в поход.
Известно, что каждый, кто совершает первый шаг на пути грешном, не убережен и от второго, ибо путь грешный идет под откос. Я заглянула в сундук. Кроме вещей обихода и одежды, я нашла в нем свернутый холст, ту самую шпагу с драгоценным эфесом, которая была на постояльце в день его прибытия, и ларец, который, насколько я могла судить, являлся работой высокого мастерства.