Вероятно, господь никогда не простит мне следующий поступок, ведь я злоупотребила доверием человека, ни в чем меня не подозревавшего, но не удержавшись и от третьего искушения, я повернула ключ, торчащий в скважине ларца.
С бьющимся сердцем, обуреваемая одновременно страстным желанием прикоснуться к чужой тайне и острым чувством вины, я осторожно развернула лежавшее сверху письмо.
Оно было адресовано «Его сиятельству графу де Ла Фер» и датировалось октябрем 1621 года от Рождества Христова, то бишь - прошедшим.
Приглушив голос совести, я продолжила читать.
«Любезный мой сосед и добрый сеньор,
Несмотря на известные Вам теплые чувства, кои я испытываю по отношению к Вам; чувства, проверенные временем и прочными узами родстваи дружбы, смею уведомить Вас, что отказ Вашего сына пагубно сказался на состоянии здоровья моей дочери. Мадемуазель де Ла Люсе нe встает с постели вот уже вторую неделю. Лекарь пребывает с ней круглосуточно и пускает ей кровь, но все безуспешно. Моя дочь, снедаемая недугом природы не плотской, а душевной, не приходит в себя.
Разговор, случившийся между дочерью моей и Вашим сыном не далее как этим месяцем и послужил причиной несчастья, постигшего нас. Осмелюсь донести до Вашего сведения, что виконт не принес надлежащих объяснений, расторгая договор, связывающий его с мадемуазель де Ла Люсе; таким образом, причина его отказа осталась нам неизвестной. Смею надеяться - Ваше Сиятельство будет столь любезным если не принести извинения от имени Вашего наследника, то хотя бы прояснить обстоятельства, послужившие поспешному решению. Уповаю на то, что, поставив мою дочь в известность о мотивах, движущих Вашим сыном при отказе от помолвки, Вы облегчите сердечные страдания мадемуазель да Ла Люсе.
Друг мой, меньше всего я желаю ссоры с Вами, и, поверьте, склонен понимать то замешательство, в котором пребываете и Вы сами. Ведь со времени его возвращения из осады Анжеpa, Ваш сын проявляет весьма сомнительное поведение. Вероятно не скрылось от Вас и то, о чем шепчутся в округе злые языки. Надеюсь, в силу нашей старой дружбы, Вам не покажется навязчивым мой следующий совет, так как Вы поймете, что не менее, чем о своей чести, я пекусь о Вашей - вразумите виконта, бога ради, дабы он по молодости своей не натворил непоправимых ошибок.
Ваш преданный слуга, шевалье де Ла Люсе».
Я отложила бумагу и извлекла из ларца следующий документ. Им оказалась выписка из церковной книги, свидетельствующая о смерти Ангеррана Армана Оливье де Ла Фер, графа из Берри, который родился в июне 1571 года и отдал Богу душу в январе 1621. Судя по всему, это и был тот самый граф, которому несколько месяцев назад назад отправлялось первое письмо.
Жизнь и смерть непосредственно столкнулись в этом ларце, заставляя проникнуться тщетностью бытия - сегодня некий граф читает письмо, а завтра сходит в могилу. Речь шла о нестаром еще человеке и я задалась вопросом, что послужило его кончине. Что ответил граф своему соседу? Сумел ли вразумить сына? На какой необдуманный поступок виконта намекал сосед?
Следующая бумага являлась еще одним письмом. Строки были выведены простым и разборчивым почерком, присущим судейским чиновникам и служителям церкви.
«Друг мой, прежде остального спешу ответить на ваш вопрос и уведомить Вас, что Ваши владения находятся в надежных руках Вашего попечителя. Я беру на себя ответственность за временное управление поместьем. Отец Ваш, светлая ему память, был дальновидным человеком и его последнее волеизъявление предусматривало такое развитие событий. Помните: ежели Вы соблаговолите воротиться, Вы вольны вступить в законные Ваши права наследника. Молю Господа, чтобы образумил Вас как можно скорее и вернул домой.
Но где Вы, друг мой? На прошлой неделе посыльный из окрестностей Пуату доставил Вашу записку. Меж Ваших лаконичных фраз мне послышалось смятение, в котором вы пребываете. И хоть я допытывал посыльного битый час, добиться от него удалось только сведений о слуге, который ему вручил Ваше письмо, и его собственных домыслов о Вас, мой друг. Дескать, некий богатый вельможа, остановившийся на постоялом дворе, опустошает запасы вина, не выходя при этом из комнаты, которую занял на неопределенный срок. Никого к себе не впускает, кроме слуги, прибывшего с ним. Что-ж, могу лишь возрадоваться тому, что верный Гримо при вас.
Что же приключилось с Вами, друг мог? Какая беда побудила Вас бесследно исчезнуть из замка? Несмотря на то, что соседи, родичи и арендаторы пребывают в полнейшем недоумении, кормятся пересудами, и, не скрою, отзываются о Вас весьма не лестно, готовые, скорее, Вас похоронить, чем разыскивать, я пребываю в твердом убеждении, что только большое горе могло заставить Вас сбросить с себя все обязательства. Вы не способны на безответственные поступки в силу склада Вашего характера. Это говорю Вам я, Ваш древний знакомый.