— Господи, спаси их. Господи, спаси их…
Должно быть, ее вид мог потрясти кого угодно. Не дослушав сбивчивых объяснений, портье набрал номер службы спасения.
Опасаясь, что помощь опоздает, Одри попросила поднять на ноги службу безопасности гостиницы и вместе с двумя здоровыми парнями помчалась обратно, все так же повторяя:
— Господи, спаси их.
И, должно быть, Бог услышал ее. Когда она с охранниками вылетела на пляж, Джон уже выволакивал Юджина на берег.
Он оттащил кузена подальше от набегающих волн и тут же, встав на колени, стал делать ему искусственное дыхание. Каждое движение, которым он вгонял порцию воздуха в легкие брата, говорило о бешеной решимости вырвать его из рук смерти.
Может, ему помогает буревестник, почему-то подумала Одри. Измотанная и перепуганная, она находилась во власти странных фантазий, ибо теперь ей оставалось только беспомощно наблюдать борьбу жизни со смертью и стараться справиться со страхом. Да, конечно же, сейчас над братьями Олтман витал дух неподвластной морским стихиям гордой птицы…
Завывая сиреной и мигая проблесковыми маячками, к пляжу подлетела машина «скорой помощи». Джон продолжал бороться за жизнь брата, пока медики чуть ли не силой не подменили его, объяснив, что специальная подготовка в данном случае эффективнее, чем любовь к близкому человеку, и что кислородная маска принесет больше пользы, чем искусственное дыхание.
Наконец, когда Одри уже стала терять надежду, Юджин закашлялся, застонал и еле заметно дернул головой. Чуть-чуть, всего на дюйм, на самый важный дюйм в жизни, отделяющий человека от смерти.
Тут только Одри позволила себе опуститься на колени, ибо облегчение лишило ее последних сил, помогавших держаться. Она закрыла лицо руками и не видела, как Юджина положили на носилки и понесли к «скорой помощи». Лишь когда раздался звук захлопнувшихся дверец и взревел двигатель, у нее снова потекли слезы.
Она, и не глядя, знала, что Джон тоже уехал. Когда звуки сирены стихли вдали, Одри подняла голову. Было темно и холодно, а до рассвета оставалось совсем немного.
Через полчаса, приняв душ и переодевшись, оставив в холле дорожную сумку, Одри еще раз вышла на песчаную полосу пляжа.
До восхода солнца, которое посеребрит перламутровым сиянием темные воды залива, оставалось, наверное, не меньше часа. Но она хотела побыть здесь, чтобы встретить рассвет, последний, который ей доведется увидеть в Сент-Вудбайне.
Шторм стих, ветер превратился в легкий бриз, а мелкие волны ластились к берегу, как нашкодившие ребятишки, которые, устыдившись, просят прощения за вчерашнее буйство.
Последний час предрассветных сумерек. Примерно в это время Эстер встретила свою смерть. И теперь надо отдать долг памяти сестры.
Что бы там ни было, Одри испытывала радость оттого, что оказалась в Сент-Вудбайне. За эту короткую неделю ей удалось многое узнать и понять. И прежде всего — что такое любовь. Одри не сожалела ни об одной секунде, проведенной с Джоном, — пусть даже они никогда больше не повторятся, потому что этот человек навеки потерян для нее. И уже сейчас ощутимо ясно — каково это жить с разбитым сердцем.
Кроме того, она убедилась, что ей несвойственна жажда мести, чувство, которое еще недавно казалось ей всепоглощающим. Одри нередко мысленно видела этот день — день своего триумфа, когда она предъявит счет тому, чья рука увлекла Эстер на смерть. Она даже представляла, как перечисляет полиции доказательства и торжествует, видя обрушивающееся на голову преступника возмездие. Негодяй должен сполна расплатиться за все, что он совершил.
Начиная любительское расследование, Одри пообещала себе сохранять беспристрастность, но это оказалось непросто. Чем больше она наблюдала за братьями Олтман, тем больше ей хотелось, чтобы виновником гибели Эстер оказался Фредерик, который был ей мало симпатичен и подходил по всем статьям: бабник, себялюбец, да еще и наколку свел.
Но реальность оказалась совсем иной. Открытию истины не сопутствовало пьянящее чувство успеха. Вид Юджина — потерянного, униженного и терзаемого угрызениями совести — не доставил ей никакой радости. И, что странно, Одри стала воспринимать его как еще одну жертву той ужасной ночи.
Глядя на Юджина, она вдруг поняла, что на самом деле никогда и не жаждала мести, а искала лишь успокоения.
В глубине души Одри всегда корила и осуждала себя с той же силой, как и злосчастного обладателя татуировки, изображающей предвестника бури и несчастья. Она могла остановить сестру, но не сделала этого. И поэтому чувство вины жило в ней все десять лет. А этой ночью она простила Юджина, и сегодняшнее утро должно принести прощение и ей.
Так и случилось. Занявшееся на горизонте зарево просветлило душу Одри, долгие годы омраченную чувством вины.
На мгновение ей показалось, что бриз донес мелодичный смех Эстер, что она слышит слова сестры: «Козявка, пришло время понять, что ты была маленькой и ничем не могла помочь. Пришло время…»
Одри уловила за спиной шорох шагов по песку — самых настоящих, не воображаемых. Сердцем чувствуя, кто приближается к ней, она резко повернулась и поняла, что не ошиблась.
Джон.
Должно быть, он приехал прямо из больницы и не стал тратить время на душ и переодевание. Джинсы его, так окончательно и не просохшие, задубели от соленой воды и песка. Кто-то, видно, одолжил ему зеленую шерстяную рубашку, но он по-прежнему оставался босым. Волосы взлохмачены, в глазах застыла усталость.
И тем не менее он оставался самым обаятельным мужчиной из всех, кого Одри знала. Внезапно в горле у нее застрял комок.
— С Юджином все будет в порядке, — негромко сказал Джон. — Эскулапы хотят подержать его сегодня у себя и понаблюдать, а завтра отправят в реабилитационный центр. Он и сам говорит, что нуждается в помощи. Особенно после этой ночи.
Она кивнула и с трудом вымолвила:
— Слава Богу. — Потом сделала глубокий вдох и поинтересовалась: — А психологически? В каком он состоянии?
Джон горестно покачал головой.
— Как и следовало ожидать, вечером был кризис, потому-то Юджин и глушил алкоголем боль, которую с давних пор носил в себе. Так что ему придется взять себя в руки.
Одри молча кивнула. Бедный Юджин. Неужели он в самом деле хотел покончить с собой или же спьяну в смятении чувств кинулся в воду искать девушку, которую потерял давным-давно?
Но спрашивать ей не хотелось. Да и какой смысл? В любом случае это мучительно тяжело.
— Знаешь, а ведь ты спасла его, — вдруг улыбнулся Джон. — Ты могла этого и не делать, но такой уж у тебя характер. Правда, сейчас мой братец в таком состоянии, что ничего не понимает. Но я-то понимаю и благодарю тебя.
— Я ничего не сделала, — зардевшись, возразила она. — Это все ты… ты и врачи…
— Я спал, Одри. И мне бы в голову не пришло, что Юджин нуждается в помощи, если бы ты не разбудила меня. Ты спасла ему жизнь. Это абсолютно ясно. — Он посмотрел на нее, и в его усталых прекрасных глазах она увидела бесконечную печаль и признательность. — Эх, будь у меня возможность спасти твою сестру. Мне бы так хотелось вернуть ее тебе.
Одри болезненно улыбнулась.
— Верю. Я бы тоже этого хотела.
— Но теперь я могу рассказать тебе, что произошло в ночь ее гибели. — Джон поднял на нее неуверенный взгляд. — Если ты хочешь.
Она еле заметно пожала плечами.
— Ты в самом деле что-то знаешь?
— Да. И думаю, что должна знать и ты.
— Что ж, ладно, рассказывай.
Джон какое-то время собирался с мыслями, словно не зная, с чего начать, и наконец заговорил:
— Юджин страшился воды еще с детских лет. Непонятно почему, но панически боялся глубоководья, хотя умел красиво «проплыть» с десяток футов, касаясь дна ногами. Девушкам нравилось смотреть, как парень делает несколько эффектных гребков кролем. Так что ему приходилось поддерживать репутацию отменного пловца. Но он устраивал показуху на мелком месте… — Джон выковырял большим пальцем ноги из влажного песка ракушку и резко, словно избавляясь от чего-то неприятного, отправил в воду. — Любил мой кузен покрасоваться перед девушками, особенно — перед Эстер, которая очень нравилась ему. Когда она попросила его пойти с ней ночью к океану, Юджин пришел в восторг. Но когда они оказались на берегу, ей захотелось поплавать. У него не хватило смелости отказаться и он согласился, думал, что все будет как обычно — всего лишь окунутся и назад.