Эрскин без конца твердил о необходимости пробудить внутреннее зрение, а Одри со смехом отвечала, что и так все видит, но наставник не отставал. И вот теперь подослал к ней Джона Олтмана, который открывал ей глаза и пробуждал чувства.
Ну что ж, посмотрим, в чью пользу все это обернется!
— Если не возражаете, я бы хотела, чтобы вы тоже оказались в кадре, — неожиданно для себя попросила Одри.
Джон удивленно вскинул брови, но спорить не стал.
— Куда встать? — спросил он.
— Вы должны просто стоять рядом со статуей и смотреть на нее. — Одри порылась в кофре, подыскивая соответствующую оптику. Ей нужен был крупный план двух фигур, остальное же, по ее замыслу, должно было стать размытым фоном.
Идеально гладкий мрамор рядом с живым человеческим телом, покрытым золотистым загаром… Два прекрасных создания — два ярких символа чувственности. Творение природы и творение рук человеческих. Мужчина и его мечта. Страсть и чистота.
Кружа вокруг объектов съемки в поисках самого выразительного ракурса, самого выгодного освещения, она отсняла едва ли не всю кассету. Джон оказался идеальной моделью. Проникнувшись идеей сюжета, он непринужденно позировал, не обращая внимания на камеру, потому что понимал: в любом случае техника только польстит ему. Еще бы — его мужская привлекательность была просто пугающей!
— Готово! — объявила Одри через несколько минут. Теперь, когда творческий порыв был удовлетворен, она почему-то испытывала смущение, словно сморозила какую-то глупость. Снимки могут не получиться, поскольку кроме наивного восторга в них ничего не окажется.
Аккуратно укладывая в кофр объективы, она краем глаза наблюдала за Джоном, который немного помялся и изобразил улыбку:
— Теперь мы можем подняться наверх.
Пальцы Одри дрогнули. Телеобъектив ударился о широкоугольник. Она подняла глаза, моля Бога, чтобы волнение не выдало ее.
— Пожалуй, я бы показал вам президентский номер «Буревестника». — Джон наклонился, чтобы помочь сложить аппаратуру. Он оказался так близко, что Одри увидела пушок на мочке его уха.
— Президентский номер? — Она неторопливо поднялась и повесила кофр на плечо. — В вашем рекламном буклете о нем ни слова.
Джон рассмеялся.
— Фред рекламирует отель как место семейного отдыха и совсем не рассчитывает, что первые лица Америки будут стоять в очереди, чтобы приехать сюда с детьми. По крайней мере сейчас президентский номер пустует.
Одри заколебалась, но любопытство взяло верх.
— Ну что ж, давайте посмотрим.
Джон тут же взял ее под локоток и повел в западную часть здания. Они несколько раз куда-то сворачивали, и Одри поняла, что ни за что самостоятельно не найдет обратной дороги. Наконец Джон остановился перед массивными, с искусной инкрустацией дверями и расплылся в широкой улыбке.
— Наверное, вы одна из немногих наших гостей, которые могут похвастаться, что побывали в президентских апартаментах. — Он торжественно вынул из кармана ключ и вставил его в замочную скважину. — Надеюсь, вы не подумаете, что этот номер используют не по назначению. — Потянув на себя позолоченную ручку, он сделал шаг в сторону, пропуская гостью. — Прошу вас.
Одри робко переступила порог и потрясенно замерла в холле. Потом заглянула в комнаты. Такого, великолепия она еще не видела. Особенно ей понравилась одна из спален с высокими, от пола до потолка, окнами. Мебель была белого цвета, обивка и шторы выдержаны в сине-голубой гамме. Одри улыбнулась, подумав, что не прочь провести в этом райском уголке недельку-другую. Вслух же подчеркнуто небрежным тоном, в котором не было и намека на женскую зависть, сказала:
— Миленько и со вкусом. Думаю, Фредерик может совершенно спокойно предлагать этот номер заезжим знаменитостям. С вашего разрешения, я сделаю несколько кадров.
Джон пожал плечами, что Одри приняла за согласие. Пока она готовила камеру, он подошел к окну, из которого открывался вид на залив. День выдался ясным и на водной глади ослепительно поблескивали солнечные зайчики.
— Да, днем этот номер выглядит весьма привлекательно, — начал Джон, видимо, вспомнив, что обещал рассказать о тайнах отеля. — Но кое-кто утверждает, что по ночам отсюда доносится плач.
Одри почувствовала, как по спине побежали легкие мурашки. Она знала только об одной тайне отеля, вернее, хотела ее раскрыть и думала, что о других упоминалось для красного словца. Может быть, здесь водятся приведения?
— О, вы меня заинтриговали. Что за плач?
Джон повернулся спиной к окну и, выдержав драматическую паузу, заговорил: