Я надеялась, что ты… Он тебя увидел тогда и в дверях встал. А потом думал все, молчал… Я спрашивала — полюбил ты? А он говорит — нет, не полюбил, просто хочется защитить ее от всех и всего, беречь и хранить. Сильно ты испуганная и растерянная была, а хорохорилась, улыбалась. Малая такая, худая, а вредная. Даже мне жаль тебя было. И не повелась на красоту его, вот он и понадеялся тоже, видно, что рассмотришь его за ней, увидишь. Уговорила я его в дом твой приехать. А тут второй… Тоже, как сын, мне. Пропал совсем, как дурной стал, мотался, как чумной. Знал про Зодара, сначала от тебя держаться дальше старался. И что они в тебе нашли? Малое, худое, только волосы на отличку — золотые. Так и те срезала!
Я ж хитрила, старалась тебя от герцога нашего отворотить. Не врала ни слова, но могла же и не рассказывать… Гала его, считай, снасильничала, как приехала договариваться о работе. Власть Хозяйки ей в голову ударила. Заставила при всех принять условие — с ней спать. Прилюдно он обещать должен был. Он молча потащил ее тогда, да так и таскал три года. А была бы умная… Нельзя так с мужиком… Баба должна ждать ласку, заслужить, выпросить красой своей, да еще и делать вид, что не дается. Он охотник — мужик, и не любит, когда его полюют. Да при всех… — дурная, как есть дурная. Жалеет теперь очень, полюбила его потом, все к брату его — Зодару за советом ходит, плачется, а толку? Она и ревновать его хотела заставить — не помогло. И говорила она с ним, и винилась — толку?
А что у него к тебе — не пойму я. Как приворожила. Сказала я ему — проверь, что ты на себя не похож? Проверяли — не виновата ты.
Невесту опозорил, а Галу как таскал, так и таскает. И ты нужна… Как увидел, что Зодара ты не любишь — не стал отказываться. Тянет, говорит — не могу без нее.
Я говорила с Зодаром — что ж ты не приголубил, не поцеловал? Влюбилась бы, куда б делась? Лаской да терпением-то… А он говорит — глаз не спускал, если бы хоть что проскользнуло — схватил бы и не отпустил вовеки. А ты просто красотой его любовалась — как все. Не судьба, видно… А может — и к лучшему? У старших сынов тоже семей не было, через дочку проклятье не передается. Так и пресечется проклятый род, не будут баб несчастных оставлять, да сынов на раннюю смерть плодить. Я за ним уйду, а больше и горевать некому. Дочка может и хорошо, что далеко. Зато счастливая. Мужик у нее рыжий, конопатый, они там все или рыжие, или белесые. Бабы у них страшные. Вот они и поставили условие — чтоб разрешили на осенних сватаньях им тут быть. И десяток дев самых красивых у нас отбирают. И идут ведь. Ни одну еще силком не тащили. Они там рыжие да поганые, а смотрят с восхищением, любуются, балуют, на руках носят, берегут. Что еще бабе надо? Чтобы она одна весь свет собой застила…Да дети в достатке жили. А они только богатые и едут сюда.
Ты, деточка, прости, что на тебя все вывалила. Слышала я, как ты его сегодня… Вот и лежу до сих пор, сил не стало. Я хочу, чтоб ты зла на него не держала. Просила — расскажи ей, а он — жалость мне не поможет, а последние дни отравит. Мне б ее на руках только еще раз подержать… А тут ты вовремя напилась, позорная. Вот и подержал, хоть так.
— Как подержал? Когда? Яшка… Яшка говорила, что ушли они.
— Не выдала, значит. Полночи держал и баюкал. Яшка говорит — винищем от тебя прет, бормочешь всякое, а он улыбается и смотрит, как на чудо… Ты не проговорись ему, что знаешь, не простит мне. И что они в тебе нашли?
— Сама не понимаю, верите? А что ж вы говорили, что он с Галой спит сейчас?
— Так уехали ж, я надеялась. Ты прости, но мне все равно с кем — с ней, с тобой ли — жил бы. А вдруг бы с ней что получилось? Вон она какая, где надо — кругленькая. А ты мала…
— Ага, худа да вредна. Я помню. Не переживайте — не скажу ничего. Но и обещать вам не буду ничего, извините. Зла точно уже не держу. Пойду я. Все равно не усну и вам спать не дам. А вы ж говорили, что я красивая… — А я что, говорю, что некрасивая? Нарастить тебе мяса нужно снизу да сверху, так цены тебе не будет.
— Хорошо, я постараюсь.
— Может, за то тебя и любят, что умна ты, кто ж знает-то?
Я вышла в коридор. Ребята сидели на лавке — притащили с собой. Я подошла и села между ними.
— Посижу тут под охраной. Вы не против? Только скамейку перетащите обратно к покоям герцога. Ага, вот так. Страшные истории знаете? Хотя, куда уж страшнее? Давайте, я вам расскажу что-нибудь? Про графа Дракулу слышали? Еще нет? О, вы много потеряли. Гадюки отдыхают. Это пострашнее будет. Значит, так — жил в одной стране…
До утра успела рассказать про Дракулу и поспать на плече у охранника и подумать. Получается, что причина такого всеобщего интереса ко мне проста — многие годы жизни. Но ведь только в случае, если любовь взаимна? Опять не сходится. Или надеялись внушить?
Ранним утром меня растолкали, посоветовав закончить ночь в покоях начальства. Еле встала, потянулась всем телом — затекло все, шагнула к комнате. Один из ребят прошел вперед, распахнул дверь, ступил внутрь и, с рыком схватившись за шею, рухнул внутрь комнаты. Черный змеиный хвост шевелился, виднеясь из-за его плеча.
Ужас, казалось, поднял волосы на голове. Я заорала, как резаная, и кинулась от двери. Неслась, визжа, по коридору. Второй охранник бежал за мной. Навстречу мчался Зодар. Я налетела на него, продолжая орать. Не могла замолчать, не получалось. Он схватил меня за плечи и тряхнул так, что у меня зубы клацнули. Смотрел за мою спину. Толкнул меня, не глядя, на второго охранника. Сделал шаг мимо меня, туда, где смерть. Успела схватить за пояс, от его рывка вперед упала на колени, повисла, не пуская.
— Нельзя, туда нельзя! Там змея, не ходи!
— Знаю, что змея. Пусти, глупая! Пусти, говорю. Уйдет ведь! Да пусти ты! — Вырвался, а я упала и с отчаяньем смотрела, лежа на каменных плитах, как он исчезает в комнате. Еще один… В глазах помутилось, дальше не помню ничего.
Пришла в сознание от того, что меня совсем не ласково хлопали по физиономии. Разлепила веки. Охранник, сидя на полу посреди огромного раскуроченного парадного зала, держал меня у себя на коленях и пытался привести в сознание.
— Ты чего тут? Что мы тут сидим? — не понимала я, оглядываясь.