– Как вам будет угодно, ваше сиятельство, – поклонился месье Эрве. Мне показалось, что на сей раз в его голосе прозвучала обида. – Я нынче же принесу вам доходную книгу – только простите, если какие-то записи вы не сможете разобрать – я делал их, не зная, что их станет изучать кто-то еще.
Возможно, он надеялся, что я передумаю, и ему не придется объяснять мне прописные истины, но я не отступилась, и после обеда мы с ним уединились в кабинете графа (тоже, кстати, приведенном в надлежащий вид).
Я без особых раздумий села в кресло своего мужа, и месье Эрве неодобрительно покачал головой. Неужели он думал, что я стану разбираться с доходами и расходами в своем будуаре?
Толстая книга в кожаном переплете велась довольно аккуратно – я не заметила ни подчисток, ни помарок, а все уточнения, которые управляющий время от времени вносил в свои записи, были сделаны внизу страниц. И его почерк был ровным и вполне разборчивым, так что мне почти не требовались его устные комментарии.
В своем родном доме я иногда помогала отцу вести учет доходов и расходов, и хотя система их записи, применяемая месье Эрве, несколько отличалась от той, к которой я привыкла, я без труда в ней разобралась.
Доходы каждого месяца управляющий записывал на одном листе, а расходы – на другом. Особое беспокойство вызвала у меня сумма долгов, что увеличивалась с каждым годом. Не стоило ли графу погасить их, прежде чем браться за восстановление особняка?
Здешние крестьяне занимались тем же, чем и их собратья во всей провинции, и их урожаи были не больше и не меньше, чем в поместье моего отца, и то, что имение моего мужа находилось в таком упадке объяснялось скорее его неразумными тратами, нежели мошенничеством его управляющего.
Вот и теперь, после сбора урожая месье Эрве сделав запись о том, сколько денег он оставляет на ведение дел в имении, остальные деньги отправил его сиятельству в Париж.
Я вспомнила вдовствующую графиню, которая находилась в прекрасном пансионе – чистом, теплом, уютном. И хотя такое отношение к матери делало честь сыновним чувствам моего мужа, я не могла не понимать, что роскошь, которой была окружена ее сиятельство, была не последней причиной того, что его маленькая дочь вынуждена была мерзнуть в своей кроватке.
– Я хочу, чтобы комната мадемуазель Кэтрин отапливалась как можно лучше, – сказала я. – Особенно, когда наступят холода. И если для этого потребуется вырубить несколько лишних деревьев в лесу, сделайте это, не задумываясь. Надеюсь, мы не испытываем недостатка в дровах, месье?
– Нет, ваше сиятельство, – покачал головой управляющий, – но его сиятельство не любит жару и всегда предпочитал, чтобы в доме было прохладно.
– Когда его сиятельство вернется домой, вы можете вовсе не растапливать печи в его апартаментах, но его дочь еще слишком мала, чтобы разделять его привычки. И вот еще что, месье Эвре – сегодня я заметила, что на стол был поданы только вареные овощи и куриное мясо. А между тем, ребенку нужны свежие молочные продукты. Прошу вас –передайте это кухарке.
Он поклонился и вышел, кажется, весьма недовольный нашим разговором. А я пожалела, что в Париже не догадалась попросить у своего мужа письменные распоряжения управляющему на этот счет – наверняка, к словам своего хозяина месье Эрве проявил бы куда больше почтения.
Глава 16
Немного отдохнув от утомительно дороги из столицы, я поехала навестить родных. Для визита я выбрала одно из самых простых платьев из тех, что я привезла из Парижа, но даже оно произвело сильное впечатление на мачеху и сестру.
– Значит, именно это сейчас модно в высшем свете? – Эмма придирчиво пощупала ткань. – Такой фасон кажется мне немного странным. Хотя я слышала, что при дворе нынче не в чести яркие платья и дорогие украшения, но я и подумать не могла, что это правда. Впрочем, там, говорят, всё время дожди, а в такую хмурую погоду немаркие наряды – самое то.
– Альмира, ты должна нам всё-всё рассказать! – Генриетта усадила меня на диван рядом с собой – в ее глазах блестело любопытство. – Видела ли ты его величество? Должно быть, он восхитителен?
Я коротко рассказала о своем визите в Версаль, и сестра пришла в восторг:
– О, я теперь всем стану рассказывать, что ты удостоилась разговора с самим королем! А мадам де Ментенон? Какой она тебе показалась? Говорят, она имеет большой вес при дворе. А Париж? Он действительно так огромен? И что тебе понравилось там больше всего?
Я едва успевала отвечать на их вопросы. Спрашивала, в основном, сестра. Эмма же словно стеснялась показать свой интерес и лишь изредка просила что-то уточнить.
– Тебе следовало остаться в Париже вместе с мужем, – наконец, сделала вывод она. – Не понимаю, зачем ты вернулась в Прованс. Если ты хочешь упрочить свое положение, ты должна как можно скорее подарить графу сына.
Я сделала вид, что не расслышала ее совета. А сестра, желая избавить меня от неловкости, воскликнула:
– Альмира, а у нас тоже есть, что тебе сообщить! И вряд ли ты даже догадываешься, о чём я хочу тебе рассказать! – она сделала паузу, а потом выпалила: – Я выхожу замуж!
Она сияла и явно ждала поздравлений, но я была так ошарашена ее словами, что просто смотрела на нее в изумлении.
– Ах, я так и знала, что ты будешь удивлена! Но признайся, что ты за меня рада!
– Разумеется, рада, – заверила я. – Но я даже не знала, что ты кем-то была увлечена. А судя по твоему виду, ты выходишь замуж за человека, который тебе нравится.
– Конечно, нравится! – рассмеялась Генриетта. – Я ни за что не согласилась бы выйти замуж без любви.
Это прозвучало несколько бестактно по отношению ко мне, и сестра заметно смутилась.
– Но стоило ли так спешить, дорогая? – спросила я. – Ты еще слишком молода.
– Зачем же тянуть? – вмешалась Эмма. – Если речь идет о взаимных чувствах, то не следует ли довериться сердцу?
– И кто же тот мужчина, что сумел завладеть твоими чувствами? Надеюсь, ты знаешь его достаточно хорошо, чтобы не совершить ошибку?
Мне показались странными те взгляды, которыми обменялись сестра и Эмма, и я напряглась еще до того, как услышала ответ мачехи.
– Это барон Маруани, Альмира!
Если это была шутка, то весьма дурного толка. Но нет, кажется, они отнюдь не шутили – на их лицах не было и тени улыбки.
– Барон Маруани? – переспросила я, так им и не поверив.
– Именно так, Альмира! – подтвердила Эмма. – И если ты любишь свою сестру, то я надеюсь, ты не станешь возражать против ее выбора.
– Я люблю его, Мира! – жалобно сказала сестра. – И уже давно. Да, я знаю, что у тебя был повод на него сердиться, но то, что случилось между вами – всего лишь недоразумение. Я говорила об этом с Джереми – он искренне сожалеет о том, что его случайные слова доставили тебе столько переживаний.
Я не сомневалась, что она говорила это искренне, а вот самому барону Маруани я не поверила бы ни на мгновение. Но в голосе Генриетты была любовь, и я удивилась, что не замечала ее чувств прежде.
Разубеждать ее было бы бесполезно – если бы ей пришлось выбирать между возлюбленным и сестрой, можно было не сомневаться, что она выберет Маруани. И я решила действовать по-другому, а потому не стала дожидаться возвращения отца из города и отправилась ему навстречу.
Наши кареты встретились в чистом поле. Папенька обнял меня, поцеловал, и я заметила, что в уголках его глаз сверкнули слёзы.
– Всё ли у тебя хорошо, моя девочка?
Он жадно слушал мой рассказ о Париже, но куда больше, чем мои впечатления о столице, Версале и моей встрече с королем, его интересовали мои отношения с графом. И когда я заверила его, что у меня нет никаких претензий к моему супругу, он вздохнул с облегчением.
– Мне жаль, что де Валенсо не вернулся вместе с тобой – тебе одной будет здесь непросто. Но я не могу осуждать его желание послужить Отечеству. И я рад, что вы с его дочкой отлично ладите. Кстати, ты уже слышала о том, что твоя сестра выходит замуж?