– Вы изготавливали это сами, мадам? Это достойно восхищения. Но, боюсь, я не могу предложить вас того, на что вы, наверно, рассчитывали – цены на парфюм этой осенью сильно упали. Вы же видите, что происходит – люди на улицах дерутся за кусок хлеба. К тому же, здесь явно чувствуется кустарное производство, и я смогу продать это разве что самым неискушенным покупателям. Простите, мадам, но я не могу торговать себе в убыток.
Я не могла винить его за это, но предложенная им сумма оказалась гораздо меньше того, что я ожидала получить. И всё-таки я на нее согласилась – это было лучше, чем ничего.
На обратном пути я заехала еще в одну парфюмерную лавку, но ее владелец предложил мне еще меньше, чем первый.
Была ли я разочарована? Конечно. И всё-таки этих денег должно было хватить хотя бы на покупку зерна для весенней посевной – правда, покупать зерно стоило явно не в Париже.
И эта незадачливая торговля только укрепила меня в мысли о том, что старая графиня уже не может позволить себе ту роскошь, к которой привыкла.
А вот месье Эрве был вполне доволен этой поездкой – он не ожидал выручить и такую сумму, а потому был воодушевлен и полон желания парфюмерное дело продолжать.
– Кто бы мог подумать, ваше сиятельство, что кто-то готов платить такую кучу денег за лавандовую воду! Нет, наш мир решительно сходит с ума.
На следующее утро я отправилась в пансион мадам Карбонье. В предместье, в отличие от центра столицы, царило какое-то удивительное умиротворение, и воздух был хоть и холоден, но свеж.
А вот двухэтажный особняк пансиона показался мне менее ухоженным, чем прежде – кусты в саду были не подстрижены, а на подъездной аллее лежал толстый слой опавших с деревьев листьев.
– Мы вынуждены были рассчитать часть прислуги, – сообщила мне хозяйка, к которой меня проводила горничная. – Средств едва хватает на то, чтобы обеспечить более-менее приличный стол. А знали бы вы, сколько недовольства мне приходится выслушивать каждое утро! Мои постояльцы слишком стары, чтобы понимать, что происходит. Им кажется, что я норовлю на них нажиться. А между тем, хлеб сейчас стоит втрое против прежнего. Надеюсь, вы привезли деньги, ваше сиятельство? Господин граф в этом вопросе всегда был пунктуален.
Но я вынуждена была ее разочаровать, и мое объяснение она выслушала с каменным лицом.
– Разумеется, я понимаю вас, ваше сиятельство. Но, думаю, вы сильно ошибаетесь, если полагаете, что госпожа графиня захочет оставить Париж. Поверьте мне – она не покинет столицу, как бы вы ее ни уговаривали.
Старая графиня встретила меня почти враждебно.
– Где мой сын, сударыня? Надеюсь, он еще помнит, что у него есть мать? Он должен непременно приехать и поговорить с этой нахалкой мадам Карбонье. Она, видите ли, имеет наглость утверждать, что цены в Париже стали столь высоки, что ей не хватает денег даже на приличную рыбу. И нас перестали возить в театры!
– К сожалению, мадам Карбонье права. Более того – Эмиль сейчас далеко, и он не сможет приехать в Париж. И боюсь, я вынуждена сообщить, что вы не сможете долее оставаться в этом пансионе. Плата за пребывание здесь слишком высока, и мы уже не можем себе ее позволить.
– Что за ерунда, милочка? – она сердито затрясла седой головой. – И что же вы мне предлагаете делать?
– Я предлагаю вам отправиться со мной в Прованс.
Это решение было вынужденным, и оно не доставило мне радости – иметь в соседках столь вздорную и привередливую даму было сомнительным удовольствием. Но не могла же я бросить ее тут, обрекая на голод.
– Об этом не может быть и речи! – она пробуравила меня гневным взглядом. – Как вы решились мне предложить подобную глупость? Как я могу променять Париж на вашу грязную провинцию? Это вам, сударыня, выросшей среди навозных полей, там самое место. А я почти всю жизнь прожила в столице и не намерена оставлять ее. И я пожалуюсь на вас Эмилю. Полагаю, он и сам уже пожалел, что женился на вас. И если это всё, что вы имели мне сказать, то не смею вас больше задерживать.
Я поднялась. Чего-то подобного я и ожидала, и всё-таки слушать это было неприятно.
– Как вам будет угодно, ваше сиятельство. Но если вы останетесь здесь, то скоро окажетесь на улице – мадам Карбонье вряд ли станет держать вас тут из милости.
– Из милости? – возмутилась старуха. – Да для нее это честь – иметь среди своих постояльцев графиню де Валенсо!
Она всё еще жила прошлым, и если ей хотелось тешить себя иллюзиями, то я не могла этому помешать.
– Завтра я приеду сюда снова, ваше сиятельство. Надеюсь, к тому времени вы примете правильное решение. Мы выедем из Парижа после обеда – а с вами или без вас, решайте сами.
Я вышла из комнаты, стараясь не слушать, что она злобно кричала мне вслед.
Глава 25
Но уехать из Парижа на следующее утро не получилось, потому что когда я вернулась из пансиона мадам Карбонье, месье Эрве сообщил мне, что ко мне приходил какой-то мужчина, не пожелавший назвать своего имени. И едва я успела поужинать, как гость приехал снова.
Это был мужчина лет сорока или сорока пяти – высокий, худощавый. У него были светлые волосы, и трудно было сказать, была ли в них седина.
– Мы не знакомы, ваше сиятельство, но прошу вас уделить мне несколько минут для разговора. Поверьте – это в ваших интересах. Меня зовут Антуан Доризо, я парфюмер из Грасса.
Он был хорошо одет, и на безымянном пальце его левой руки блестел перстень с крупным рубином. Мне не понравились его голос и тон, которым он ко мне обратился, но, узнав о роде его занятий, я пригласила его в гостиную.
– Простите, ваше сиятельство, если то, что я вам скажу, покажется вам недопустимым, – начал он, присев в кресло. Он именно присел – прямо, не касаясь ни спинки кресла, ни подлокотников – словно боялся чем-то замараться. – Наверно, это прозвучит странно, но я приехал к вам вовсе не с дурными намерениями. Я всего лишь хочу предупредить вас, госпожа графиня, что вы ступаете на зыбкую почву.
От него шел запах приятной цветочной воды – я не могла понять, что было в ее основе, и мне ужасно хотелось его об этом спросить. Хотя я понимала, что думать мне сейчас следовало совсем о другом.
– Я не понимаю вас, сударь, – я сказала именно то, что он, наверно, ожидал от меня услышать.
– Вы привезли в Париж парфюм, ваше сиятельство, – его глаза сузились. – Возможно, вы не знали, что производить и продавать его вы не имели права, и я приехал специально, чтобы сообщить вам об этом.
– Не имею права? – переспросила я, постаравшись вложить в свой голос как можно больше удивления.
– Именно так, сударыня, – подтвердил он. – Заниматься производством парфюмерии во Франции могут только члены корпорации парфюмеров – такое право дал нам его величество три с половиной десятка лет тому назад. Вы же, ваше сиятельство, насколько мне известно, в нашей гильдии не состоите.
– Да, сударь, не состою, – признала я. – И как это можно исправить?
Он не смог сдержать улыбки, должно быть, подивившись моей наивности.
– Боюсь, сударыня, что никак. Мы неохотно принимаем новых членов. Поэтому в дальнейшем я не советую вам, ваше сиятельство, покушаться на то, что охраняется законом. Нет-нет, я вовсе не пытаюсь вас запугать – всего лишь предупредить.
Как смогли они так быстро узнать о том, что я привезла сюда лавандовое масло? Должно быть, им сообщил один из владельцев парфюмерных лавок, в которые я пыталась предложить свой товар. И если так, то они не позволят мне больше продать ни единой бутылочки.
– Но что же мне делать, сударь, если ливни летом погубили весь урожай у моих крестьян, и скоро ни мне, ни моим детям нечего будет есть? – я попыталась воззвать к его жалости, хотя и понимала всю тщетность этой попытки. – Я всего лишь собирала лаванду в своем поместье!
В его взгляде всё-таки промелькнуло нечто, похожее на сочувствие.