– Вы правы, сударь, – согласилась я. – Но если, как вы изволили заметить, пшеница и рожь снова не уродятся, у нас, возможно, будет хотя бы лаванда. И я слышала, что в Италии ситуация с продовольствием не так плоха, как у нас. Нельзя ли продавать парфюм в другие страны?
Тонкие губы месье Доризо тронула едва заметная улыбка.
– Только не в Италию, мадам! Традиции производства духов у итальянцев куда более давние, чем у нас. И первая парфюмерная фабрика в Европе появилась в начале этого столетия именно там – во Флоренции при одном из монастырей под личным покровительством Папы. Кстати, знаете ли вы, ваше сиятельство, что именно с помощью дистилляции некоторые ученые пытаются получить эликсир молодости. А аптекарь нашего венценосного короля подвергает перегонке не только растения, а и множество других вещей – например, человеческие черепа.
Мне стало дурно от его слов, и он извинился за то, что меня напугал.
– А вы уже думали, как станете упаковывать свой товар? Хорошие флаконы стоят дороже самих духов.
– О, да! – кивнула я, вспомнив помандер, за который де Валенсо когда-то заплатил немыслимую сумму в сто пятьдесят ливров.
– На первых порах я посоветовал бы вам продавать духи посреднику большой партией.
– Например, вам? – догадалась я.
Он с улыбкой поклонился:
– А почему бы и нет, ваше сиятельство? Я дам вам хорошую цену. К тому же ездить сейчас с товаром по стране небезопасно. А я мог бы забирать бутыли у вас прямо здесь. Поверьте мне, договариваться с парижскими лавочниками – то еще удовольствие.
Я обещала ему подумать над этим предложением, и мы расстались почти друзьями.
Но когда я вернулась домой, меня ждала буря в лице старой графини.
– Извольте объяснить мне, что происходит у нас в поместье! – она стояла напротив меня, и глазах ее сверкали молнии. Сегодня до меня дошли кое-какие слухи, которые показались мне просто невероятными!
– Не понимаю, о чём вы говорите, сударыня! – я пожала плечами.
Долго скрывать производство духов, которое должно было начаться, как только всё вокруг расцветет, от нее всё равно было бы невозможно. Но сейчас я была голодна, а потому совсем не склонна к серьезному разговору. К тому же я изначально знала, что она не придет от этой затеи в восторг, а спорить с ней у меня не было ни сил, ни желания.
– Я говорю о том, что на землях де Валенсо вы намерены заняться тем, чем занимаются презренные мануфактурщики, не имеющие ни титулов, ни положения в обществе! Это совершенно недопустимо, и я требую, чтобы вы дали слово, что с именем рода де Валенсо ничего подобного связано не будет.
Она преграждала мне путь в столовую, и я, вздохнув, решила говорить начистоту.
– Боюсь, сударыня, что такого слова я вам дать не смогу.
– Что-о? – возмущенно выдохнула она. – Да как вы смеете такое говорить? И как вы посмели принять такое решение, не посоветовавшись ни со мной, ни с Эмилем? Наглая безродная выскочка, возомнившая себя тут хозяйкой!
Она кипела от гнева, и руки ее, и всё тело сотрясала дрожь негодования.
– Если вы изволите меня выслушать, ваше сиятельство, то я вам всё объясню, – я старалась говорить как можно спокойнее, но это словно только еще больше распаляло ее.
– Я не намерена ничего слушать! Я завтра же велю снести тот сарай, в котором вы решили проводить свои мерзкие опыты! – судя по всему, она получила исчерпывающую информацию о том, что там происходило. – О, мне говорили, что вы вышли замуж за Эмиля едва ли не обманом. Мой сын всегда был слишком доверчив. Но я, сударыня, не такова! Мне слишком дорога честь рода де Валенсо, чтобы я могла хоть кому-то позволить ее попирать. И если ваш отец и ваша матушка не объяснили вам в детстве, как подобает вести себя женщине благородного происхождения, то я сделаю всё, чтобы Эмиль расторг с вами брак.
– Что вы ели сегодня на обед, сударыня? – холодно спросила я.
Этот вопрос заставил ее растеряться, и за нее пришлось ответить мне самой.
– Вы ели и мясо, и сыр, и белый хлеб. А теперь извольте вспомнить, что подавали к столу у Шавро, к которым вы были приглашены на ужин на прошлой неделе? Кажется, вы говорили, что приехали из гостей почти голодной. Но вы, разумеется, не задумывались над тем, почему мы можем позволить себе несколько больше, чем наши соседи?
– Не хотите же вы сказать, что покупали продовольствие на деньги, полученные столь бесчестным путем? – осведомилась она, еще не вполне мне поверив.
– Именно это я и хочу сказать, – подтвердила я. – Только, в отличие от вас, я не считаю этот заработок бесчестным. Не всё ли равно, что продавать – зерно, что мы получаем от своих крестьян, или лавандовую воду?
– Дворяне не могут быть мануфактурщиками или торговцами – это ремесло достойно лишь низших классов! А если мы опустимся до их уровня, то чем мы будем лучше их?
Всё это была пустая демагогия, и мне было жалко тратить время на этот спор. Ради того, чтобы мои дети не голодали, я готова была сама сеять пшеницу и доить коров. Поэтому я развернулась и, раз уж не могла пройти в столовую, направилась на кухню – там Жозефина тоже могла меня накормить.
– Я сожгу этот сарай собственными руками! – закричала графиня мне вслед. – Если только так можно вытравить эту заразу с наших земель.
Я обернулась.
– Если вы сделаете это, сударыня, то эти земли пойдут с молотка. И родовое гнездо де Валенсо будет принадлежать кому-то другому. Подумайте об этом на досуге.
Глава 33
Генриетта вот-вот должна была разродиться вторым ребенком, и я сильно волновалась за нее. По словам Эммы, барон Маруани много пил и неоднократно заявлял, что если она снова родит девочку, то он выгонит ее на улицу и потребует развод. Из-за постоянного волнения и скудного питания сестра сильно подурнела, и однажды призналась мне, что понимает, почему ее муж к ней охладел. Глупышка во всём винила себя, и я, как ни старалась, не могла ее разубедить. Она надеялась, что появление долгожданного сына вернет ей любовь барона, и не хотела даже думать о том, что этой любви, быть может, никогда и не было вовсе.
Но о родах сестры я узнала не от нее самой и не от родителей, а от барона Маруани – он приехал к нам в дом поздним вечером. Он был небрежно одет, словно собирался в большой спешке, и от него разило спиртным.
Слуги были уже отпущены отдыхать, и дверь гостю открыл месье Эрве, с которым мы засиделись в гостиной, обсуждая хозяйственные дела.
– Эта никчемная тварь снова принесла девку! – с порога заявил Маруани, ничуть не смущаясь того, что говорил так о своей жене и моей сестре. – А ведь я предупреждал ее, что будет, если это снова случится!
– Что вы сделали с Генриеттой? – закричала я.
Месье Эрве явно чувствовал себя неловко, и я попросила его вернуться в гостиную, а своего обезумевшего зятя провела в кабинет. Он явно был не в себе – никогда прежде я не видела его в таком состоянии. Обычно он бывал невозмутим и слишком уверен в себе, чтобы опускаться до такого поведения.
– Еще ничего, – рыкнул он. – Но непременно сделаю, когда вернусь домой. Я отвезу вашу сестру назад к вашему отцу. Мне не нужен бракованный товар.
– Надеюсь, вы вернете ее родителям вместе с приданым? – осведомилась я.
Барон ухмыльнулся, и его пьяный взгляд, проблуждав некоторое время по комнате, остановился на мне.
– Во всём виноваты именно вы, Альмира! Согласись вы выйти за меня замуж, всё могло бы быть по-другому. Мне нужна такая женщина, как вы, а не эта пустышка Генриетта. И ведь я любил вас, сударыня! Да-да, любил!