Он видит, что нужды его семья не знает, Он видит, как в полях колосья серп срезает, Как виноградари срывают виноград, И кажется ему, что влажные долины, Холмы зеленые, просторные равнины Дары осенние вручить ему спешат.
Пусть не владеет он роскошными дворцами, С их капителями, колоннами, коврами, Пусть роскошь не вошла в приют его простой,— Он видит, как зима сменяется весною, Ковер живых цветов он видит пред собою И наслаждается живою красотой.
Глушь, сердцу милая! Вдали от жизни шумной, Вдали от суеты, от роскоши безумной Я начал забывать страданья прошлых дней. Долины тихие, ручьи, лесные тени, Вам видеть довелось души моей смятенье, Теперь свидетели вы радости моей.
Когда я читал эти строки Онора де Ракана, я почему-то думал о Вас, Ваше сиятельство. Если они не понравятся Вам, то нижайше прошу меня простить – я вовсе не хотел ничем Вас обидеть. Мне просто приятно думать о том, как Вы гуляете по лугам в своем поместье, наслаждаясь солнцем, пением птиц и ароматами цветов.
Возможно, сейчас у вас опять идет дождь (как, надо признать, и у нас), и нарисованная мной картина не вполне соответствует действительности, но рано или поздно дождь закончится, и небо станет чистым и ясным».
Да, за окном опять шел дождь, но на душе у меня было светло и солнечно.
Глава 42
– Я возьму пару бутылей фиалковых духов, бутыль духов с омелой и еще одну – с вербеной.
На этот раз месье Доризо прибыл за товаром лично. Он уже стал почти своим человеком в нашем доме, и даже Гвинет уже не морщилась, когда я приглашала его разделить с нами обед. Более того, отсутствие у месье Доризо дворянского титула отнюдь не мешало старой графине приятно общаться с ним за столом. А детям он всякий раз привозил из Грасса новые игрушки, так что они тоже встречали его с большой радостью.
– Представьте себе – моя сестра вообразила, что ее подруга после нескольких лет бездетного брака оказалась в интересном положении исключительно потому, что целый месяц наносила на запястья духи с ароматом омелы. Я пробовал объяснить Шарлиз, что дело вовсе не в духах, а в том, что ее подруга и супруг, вероятно, приложили к этому несколько больше усилий, чем прежде, – тут он смутился и с опаской посмотрел на Гвинет, но та только погрозила ему крючковатым пальцем. – А другая ее подруга, которую все давно уже записали в старые девы, вдруг вышла замуж. Угадайте, какое объяснение Шарлиз этому нашла?
– Неужели, фиалковые духи? – рассмеялась я.
– Именно! – подтвердил месье Доризо. – И как бы я не убеждал ее, что жених повелся вовсе не на духи, а на хорошее приданое невесты, она мне не поверила.
Наш товар хорошо продавался, но я боялась, что это может побудить месье Доризо самому начать производство духов с теми растениями, которые использовали мы. Он был большим докой в этих вопросах, и наверняка у него бы получилось куда лучше, чем у нас. Впрочем, на этот вопрос он ответил сам.
– Признаюсь, ваше сиятельство, что я изготовил несколько пробных партий духов с похожими ароматами, – тут он вздохнул и виновато опустил голову. – Но Шарлиз утверждает, что это – совсем не то. И что когда она пользуется моими духами, она не ощущает ничего подобного тому, что чувствует, когда пользуется вашими. Не удивлюсь, если у вас есть какие-то секретные ингредиенты.
Я ограничилась тем, что ответила ему улыбкой. Хотя кое в чём он не ошибся.
Нашим секретным ингредиентом были те заклинания, которые читали мы с мадам Туссен всякий раз, когда нужная трава бросалась в огромные чаны. Вернее, сначала она читала их сама, но потом ей пришло в голову, что куда больший эффект это будет иметь, если слова будет произносить рыжеволосая женщина. И как ни странно, она сумела в этом меня убедить. И хотя я по-прежнему воспринимала всё это с изрядной долей скептицизма, делать это я не отказалась.
Месье Доризо оставил нам за товар весьма приличную сумму денег, и мы с Гвинет и месье Эрве стали составлять список того, что нам следует купить на большой осенней ярмарке в Марселе, куда собирался отправиться наш управляющий. Нам следовало позаботиться и о продуктах, и о семенной пшенице, и о новой добротной одежде для Фабьена и Кэтти.
Это было такое приятное обсуждение, что мы хоть и спорили друг с другом, но спорили с улыбками на лицах. Мы давно уже не могли позволить себе подобных трат и теперь вспоминали почти забытые ощущения.
– Тебе самой не помешает новое платье, – строго сказала Гвинет.
А я как раз думала о том же самом – но только для нее.
Звук подъехавшей ко крыльцу кареты мы услышали как раз тогда, когда обсуждали покупку сладостей и специй. Уже вечерело, и в столь поздний час уже не принято было наносить визиты без предупреждений.
– Шевалье Патрик де Прежан! – доложил встретивший гостя слуга.
Мы с Гвинет переглянулись – что могло заставить шевалье приехать в Прованс?
– Счастлив приветствовать вас, ваше сиятельство! – гость поклонился и поцеловал мне руку. А потом направился в сторону старой графини. – Рад видеть вас в добром здравии, дорогая тетушка.
Она позволила ему себя обнять. За эти несколько мгновений месье Эрве, взглядом испросив моего разрешения, тактично удалился, заявив, что он распорядится насчет ужина.
– Из-за дождей дороги так развезло, что по ним просто невозможно ездить, – пожаловался шевалье де Прежан, усевшись в кресло, которое он сначала подвинул поближе к камину. – Мой экипаж застревал несколько раз, и приходилось ждать, пока мой кучер не находил кого-то, кто мог бы нас вытащить.
– Зачем же, дорогой Патрик, ты отправился в путешествие именно сейчас, когда идут проливные дожди, и на дорогах столь опасно? – Гвинет прищурилась.
– Я ездил по делам, – уклончиво ответил он, – и подумал, что, раз уж я оказался недалеко от Веленсоля, то было бы неплохо нанести вам визит. Настали суровые времена, и близкие люди должны держаться вместе, разве не так?
Старая графиня похвалила его за такую правильную мысль, хотя я видела, что его слова ничуть ее не обманули.
За ужином шевалье был весьма словоохотлив – он был в приятном изумлении и от нашего изобилия за столом, и от мастерства нашей кухарки.
– Ничего подобного нынче не увидишь и в лучших домах Парижа, мои любезные сударыни. Мы вынуждены ограничивать себя во всём, и потому я вынужден попросить у вас прощения за свой затрапезный вид.
Он и впрямь заметно похудел по сравнению с тем, каким я помнила его во времена нашего знакомства. Но это даже пошло ему на пользу – кожа на лице перестала лосниться, а щеки – обвисать.
Гвинет спросила его, много ли в столице тифозных больных, и он разволновался.
– Они повсюду, тетушка! В бедных кварталах трупы лежат даже на улицах – их просто некому хоронить. Его величество принимает все возможные меры, чтобы остановить распространение болезни, но народ зачастую вредит себе сам. Опять же, сказывается и голод. В соседнем со мной доме проживает эскулап – так вот он говорит, что дабы сопротивляться эпидемии, надобно, прежде всего, хорошо питаться, – и шевалье с удовольствием велел лакею положить себе в тарелку еще немного тушеной говядины.
В столовой зале он так и не открыл нам подлинную причину своего приезда в Прованс, но позже, когда Гвинет отправилась к себе отдыхать, он попросил меня задержаться в гостиной.
– Скажите мне, Альмира – надеюсь, вы позволите мне по-родственному называть вас именно так – давно ли вы получали вести от Эмиля?
Я вздрогнула. Наверно, он узнал о гибели графа де Валенсо и именно поэтому приехал сюда. Ну, что же, мы с Гвинет были к этому готовы. Мы решили, что будем продолжать делать вид, что доподлинно нам ничего не известно – признай я, что столько времени скрывала правду, и общество осудило бы меня еще и за это. О том, что о гибели мужа меня известил приезжавший с места боевых действий офицер, знала только я. Конечно, за столько времени отсутствия корреспонденции я должна была бы обеспокоиться и сама. И я внешне я беспокоилась и уже начала говорить об этом родным и друзьям. Даже Мэрион Маруани знала лишь то, что написал знакомый ее брата, а он мог и ошибиться.