Крохотная комнатка с узкой кроватью и табуреткой, на которой стоял небольшой таз и кувшин с водой — вот и вся скудная обстановка наших апартаментов. Но сейчас я была рада чему угодно, мечтая просто вытянуться на кровати. Больше всего обрадовалась тазику и кувшину с водой. Пока нянюшка на минутку вышла из комнаты, я успела помыть ноги и теперь чувствовала себя почти счастливой.
Хотела вылить грязную воду в окошко, но оказалось, оно не открывается, рама затянута небольшим мутным куском слюды, который едва пропускает свет. Воду пришлось вылить в ночную вазу, которая, ожидаемо, нашлась под кроватью.
Нянюшка вернулась с огарком свечи и дородной рябой девкой, нёсшей поднос с нашим ужином. В животе предательски заурчало.
Плюхнув поднос прямо на кровать, девица молча развернулась и вышла.
На подносе лежали куски мяса, видимо, того самого кролика, что запекался на вертеле, пол краюхи ноздреватого свежего хлеба и кружка с отваром. Ухватив прямо руками ещё горячий кусок мяса, с наслаждением впилась в него зубами.
Только доев первый кусок, заметила, что нянюшка так и стоит, прислонившись спиной к стене.
— Нянюшка, а ты что не садишься ужинать?
— Да я краюхой хлеба обойдусь. А тебе силы нужны, вон худенькая какая. Видать тебя сёстры в монастыре голодом морили.
Убогая комнатёнка, старенькая, рассыпающаяся на ходу карета. Штопаная-перештопаная одежонка.
— Нянюшка, у нас нет денег заплатить за второй ужин? Всё так плохо?
— Да, что ты, деточка, я просто, не голодна.
— Не лги, мне нянюшка. Я же всё вижу. Садись лучше, поешь со мной. Здесь на двоих хватит. Да Касьяна нужно тоже покормить.
Нянюшка смахнула уголком платка набежавшую на морщинистую щёку слезу и села рядом со мной.
— Вот, всегда ты, Каталинушка, сердобольной была — вся в мать! Не то, что батюшка твой, окаянный!
— Ты ешь, нянюшка, ешь да расскажи мне всё. Я ведь, действительно, почти ничего не помню.
Я, чуть ли не силком, сунула ей в руку кроличью ножку.
Глава 4
Рассказа о том, как до этого жила прежняя хозяйка доставшегося мне тела, пришлось дожидаться сидя на кровати, закутавшись в тонкое одеяло, которым она была застелена. Сквозняки гуляли по комнате, забираясь под подол платья к босым ногам.
Нянюшка степенно разделила со мной вечернюю трапезу, а остаток, по моей просьбе, отнесла на сеновал Касьяну.
Вернулась она с большим тюком подмышкой.
— Что это? — удивилась я, рассматривая мешок с соломой, который женщина бросила на пол у самой кровати.
— Так тюфяк у хозяина выпросила, подле тебя лягу, на вторую-то комнату у нас денег нет.
— Ты что, на полу спать собралась? — возмутилась я.
— Так, где ж мне ещё ложиться? — нянюшка выглядела слегка растерянной.
— Со мной на кровати ляжешь! Здесь такие сквозняки и пол ледяной. Простынешь ещё.
— Да, как же можно, с барыней в одной кровати? Не дай Боги, батюшка прознает!
— Никто не прознает, а вдвоём теплее будет. Забирайся ко мне, да расскажи, почему у нас денег нет?
Я вспомнила картинки из своего сна. Там родители девочки не бедствовали, вещи на них были новыми и, вероятнее всего, дорогими. Платья с кружевами и лентами, а у мужчин камзолы с блестящими пуговицами наводили на мысль о достатке.
— Так это всё война проклятущая да потом и батюшка твой руку приложил…
Нянюшка запнулась и глянула на меня, ожидая реакции.
Я одобряюще ей улыбнулась.
— Нянюшка, милая, расскажи мне всё-всё, я почти ничего не помню. Только маму чуть-чуть.
— Бедная моя девочка! — вновь запричитала женщина.
— Ведь предупреждала матушка вашей маменьки, что в мужья надобно брать ровню себе. Но ваш батюшка так красиво за ней ухаживал, так добивался её любви, что она сдалась. Баронесса Амелия Снежная назвала своим мужем обычного дворянина средней руки. Батюшка ваш и титула никакого не имел, а после свадьбы принял фамилию Вашей матушки, став Натаном Снежным.
Как, однако, затейливо судьба складывается, моя фамилия в прежнем мире практически повторяет ту, что я получила здесь. И теперь я баронесса Каталина Снежная.
А нянюшка тем временем продолжала свой рассказ.
— Хорошо они жили, счастливо. Батюшка ваш супругу свою, маменьку вашу, на руках носил, души не чаял, сердечком своим называл. А Амелия первенцем подарила ему сына, твоего брата Питера. Батюшка Ваш такой счастливый ходил, сына любил без памяти, пестовал, баловал безмерно. И все хорошо было, жили душа в душу, да вот снова понесла маменька твоя, но роды тяжёлые случились, думали не выживет ни баронесса ни дитя. Да, видать Богам угодно было, чтоб ты на свет появилась. Маменька твоя с того времени и занемогла. Здоровьем очень слаба стала. Отец твой тебя во всём винил, мол, повитуха тебя спасала во вред супруге его. А как не спасать, когда маменька твоя слёзно просила дитё сберечь, жизнь готова была отдать, лишь бы ты жила!