— А остальные можешь использовать по своему усмотрению. Ты лучше меня знаешь, где они нужнее.
Отдав мне самую маленькую монетку, на которую у меня сегодня свои планы, остальные она спрятала в карман передника.
Через полчаса, в плаще, найденном на чердаке (у которого вырван клочок ткани на боку), я забиралась в уже знакомую повозку. Лошадка мирно щипала травку, проросшую между каменной плиткой у самого крыльца.
Припекало солнышко, но шаловливый ветерок развевал полы плаща, пытаясь забраться под подол, под которым у меня кроме нижней юбки ничего больше не было. На ноги я надела башмачки с облезлыми носами, оказавшимися очень мягкими и удобными.
Нянюшка забралась в повозку следом за мной. Вот, не поворачивается у меня язык называть этот транспорт каретой!
До деревни ехали от силы минут пятнадцать. Действительно, Ближнее. Десятка два домов, среди них насчитала даже пяток каменных. Именно они, даже на вид, казались более обжитыми.
Касьян остановил лошадь аккурат напротив дома старосты. Низенький, приземистый бородатый мужичок колобком выкатился из избы, спеша узнать, кто по его душу пожаловал.
Первой из повозки выбралась нянюшка, и сразу же попеняла мужику:
— Ты голову-то склони, чай, госпожа баронесса к тебе пожаловала!
Мужик послушно поклонился, исподлобья кося хитрым глазом, с интересом наблюдая, как я выбираюсь из повозки.
— Госпожа баронесса, чем могу служить?
Он сложил ручки на выпирающем животе. Эх, не нравится он мне. Вот так, с первого взгляда. Скользкий тип, и по виду не скажешь, что бедствует.
Неподалёку от дома паслась стайка кур, а с заднего двора раздавалось коровье мычание. Дом и двор ухоженный, в оконце мелькнуло румяное женское лицо.
— Батюшка наш занемог, меня на помощь себе приехать попросил. А посему жду от вас отчет за прошедший год. А сейчас укажите мне, где живёт швея Маруся. Я намедни плащ порвала, зашить требуется.
Я продемонстрировала порванный плащ.
Староста от моих слов с лица спал, хитрые глазки забегали, видать не ожидал такой прыти от баронской дочери.
— Я дочу с Вами пошлю, она дом Маруськи укажет, — залебезил мужик, бегом кидаясь назад, в дом.
Через минуту оттуда уточкой выплыла румяная девица в теле, разодетая лучше меня. Цветастый сарафан, разноцветные ленты в косах, меховая безрукавка чуть ли не лопается на груди, едва умещая девичье богатство.
Изобразив реверанс, девица с интересом рассматривала меня.
— Вам к Маруське, что ли, надоть? Да вон она в крайней избе живёт, приблудная!
— Почему приблудная? — поинтересовалась я.
— Так она как года два назад приблудилась вместе с дитём, так здесь и осела. Батюшка пожалел, избу ей выделил, да только приблуда этого не ценит, кобениться! Ниче, поголодает малясь, сама на коленях приползёт!
Я нахмурилась, слушая эти слова. Увидев это, старостина дочка прикусила язык, и дальше мы шли молча.
Из домов выходили местные жители, глядя нам вслед. Все те же худые лица, старая, поношенная одёжка. Все это я уже видела в Дальнем селе.
Когда мы дошли до покосившейся избушки на краю села, я отослала девицу назад к отцу, попросив напомнить ему про отчёт. Путь не расслабляется.
Из избы навстречу нам вышла молодая женщина, почти девушка. Донельзя худющая, почти прозрачная, в чём только душа держится. Даже я сейчас на её фоне не выгляжу настолько худой. Одета бедно, но опрятно.
Поздоровавшись, спросила, по какой надобности мы к ней пожаловали.
Я продемонстрировала ей порванный плащ, поинтересовавшись, может ли она его зашить.
Женщина пощупала полу плаща пальцами.
— Хорошая ткань, красивая. Заходите в дом, на починку время требуется.
В доме крохотная кухня и небольшая горница. Колченогий стол и пара табуретов, кровать, на которой сидел слегка испуганный мальчишечка лет пяти. Голубые глазёнки пытливо выглядывали из-под белобрысой челки. Сам такой же худющий, как и мать.
Швея предложила мне табурет, от которого я отказалась, подойдя к крохотному мутному окошку. На стекло не похоже, неужели слюда? Я такое только в музее видела. Окно таверны не в счёт, я его в темноте даже не рассмотрела.
Маруся достала большую деревянную шкатулку с нитками, иглами и ножницами, расположившись у открытой двери, ближе к свету, и принялась за работу. В домике повисла тишина. Никто не решался заговорить первым. Нянюшке не известна была моя задумка, парнишка видимо привык, молча наблюдать за работой матери, а сама Маруся споро работала, так, что только игла мелькала в худеньких ручках.
— Вот, барышня, принимайте работу.