— Инире…
Сердце, с острой болью спущенной тетивы, зашлось в попытках выскочить из груди. Кажется, он кричал ее имя, пока бежал к обломкам. Он не помнил — от обрушившегося чувства вины поле зрения Приаша сузилось до узкого тоннеля, по которому он бежал, заранее зная — не успел.
— Инире!!! — голос сорвался, утонув в каменной взвеси, парившей над грудой камней. Как… Как он допустил?
— Хозяин? — Кирх с трудом открыл дверь в башню, протискивая всколоченную голову в узкий проем и закашлялся. Виктор перевел на него яростный взгляд:
— Ты! Я просил следить за ней!
— Я и слежу, — невозмутимо отозвался Кирх, наваливаясь на тяжелую дубовую дверь всем весом, чтобы отодвинуть завалившие ее камни. — Девчонка со мной.
Второй раз за вечер ему показалось, что время снова остановилось. Виктор тупо уставился на старика, пытаясь совместить эту новость со своими ощущениями. Ее душа должна быть мертва — он чувствовал ее смерть, видел ее, когда мост рушился. Она не может быть жива. Не может.
И все же… Связь, та связь, которую он ощущал с момента ее спасения, которая преследовала его и днем и ночью, раздражая неимоверно — снова была при нем. Виктор чувствовал эту незримую нить, которая протянулась между ними, мог ощутить даже, если прислушаться, ее страх и растерянность — они так были похожи на его собственные чувства, что он не сразу уловил их.
— Пойдемте, пока народ не набежал… — проскрипел старик, исчезая в темноте проема. Приаш стремительно нырнул следом. К завалу уже бежали стражники — оказывается, прошло всего несколько секунд, за которые он чуть не сошел с ума.
Инире сидела в библиотеке, сжавшись в его кресле, словно перепуганный зверек. На бледном лице не было красок, глаза запали, под ними залегли синеватые тени. Всколоченные волосы были все в пыли. Обхватив руками колени, она упиралась в них подбородком и заметно дрожала — не от холода, потому что камин пылал. Когда Приаш ворвался в комнату, девчонка подпрыгнула в кресле, сверкнув огромными испуганными глазами, но, узнав его, ощутимо расслабилась.
— Вы здесь…
Он пару секунд смотрел на нее, выискивая малейшие повреждения, и все еще боялся поверить, что девчонка жива. Жива.
За дверьми послышались испуганные голоса, топот ног и Кирх протиснулся мимо него:
— Вашество, вам бы поприсутствовать…
Виктор, с неохотой перевел взгляд на него.
— Будет странно, если не покажетесь, — пожал плечами старик и пошаркал к выходу, словно говоря: «но мне на это наплевать».
— Сидеть здесь, никуда не уходить, никому, кроме меня, не открывать, — хриплым, словно он не говорил неделю, голосом приказал Приаш, снова повернувшись к Инире. На ее перемазанном в пыли лице мелькнула паника, но девушка сдержалась и вскоре перед ним снова была привычная картина: взгляд в сторону, равнодушное выражение.
Досадливо вздохнув, Виктор отправился успокаивать студентов и преподавателей, руководить расчисткой завалов. В замке царил абсолютный переполох — на его устранение пришлось потратить большую часть ночи. Слава душам, среди остатков моста так никого и не нашли — все подумали, что дышащий на ладан Дуур-корт, наконец, дал первую трещину.
Дождавшись, пока общежития затихнут, уставший как собака лорд-директор потащился в библиотеку. Все это время его не покидало ощущение, что они что-то упустили. Кирх рассказал, что нашел бастарда без сознания в двух шагах от образовавшейся вместо моста пропасти — она была истощена, испугана и едва не выцарапала ему глаза. Но абсолютно невредима. Даже синяков не было.
Все это было слишком подозрительно и, что бесило еще больше, необъяснимо. И судя по изредка долетавшим но него ощущениям, Инире Нокт-Аукаро пребывала в такой же растерянности и страхе.
Изрядно потрепали нервы ее соседки по комнате — накинулись на него, словно три фурии (четвертая стояла в стороне), да еще и Корсак добавил масла в огонь, внезапно озаботившись состоянием первокурсницы. Виктора одолели закономерные подозрения, с которыми следовало разобраться, но времени не было и он просто спихнул всю эту братию на Кирха и отправился к Инире.
Поэтому, когда мужчина ввалился в библиотеку, жалости к бастарду у него почти не осталось.
Она не спала, оставшись все в той же позе, разве что уже не дрожала, как осиновый лист. К общей потрепанности добавились красные от недосыпа глаза. Они смерили друг друга настороженными взглядами.