Выбрать главу

— Думаю, не знаете, — пожал плечами Виктор, но Инире вскинула руку, заставляя молчать. В этот момент в ней не было ничего от забитой тихони, которую он знал все это время. Было как никогда ясно видно, что девчонка — королевской крови, с семенем отца впитавшая его властность. Это вызывало в Приаше восхищение, пополам с отвращением.

— Вы — ловец душ, директор, — выплюнула Инире с ненавистью. — Я права?

Он наклонил голову, с интересом наблюдая за этой новой, не скрывающей выразительный взгляд за опущенными ресницами, девушке.

— Не вам меня ненавидеть, бастард.

Она дернулась, словно от пощечины, но в медовых глазах тут же снова вспыхнула ненависть:

— Я ненавижу вашу подлость, позволившую распоряжаться моей душой! Кто вам дал право?!

— Подлость? — рявкнул Виктор, потеряв терпение. — Наверное, надо было оставить вас сдохнуть возле Оноре?!

Он наклонился над ней, заставив вжаться в спинку кресла. Только упрямство и гнев не позволили ей отвернуться и продолжить смотреть в глаза лорду.

— Я вытащил вас с того света, неблагодарная девчонка! — свистящим шепотом выдохнул он ей в лицо. — Если вы думаете, что мне доставляет удовольствие постоянно чувствовать внутри избалованного ребенка, то глубоко ошибаетесь!

Зря он подошел так близко. Виктор не ожидал никаких каверз от пусть и разозленной, но все же предсказуемой Инире.

Хлоп!

Звонкая пощечина рассекла воздух. Он дернулся, щека горела огнем. Чувствуя, как еще секунда и гнев окончательно лишит его разума, Виктор медленно повернул голову. Судя по всему, она увидела свою печальную судьбу в его глазах, потому что гнев сменился страхом. Медовые глаза расширились от ужаса, грязное лицо потеряло краски — даже губы побелели.

— П-простите… — пораженная своими действиями не меньше его, Инира застыла, боясь пошевелиться. — Я не… Не…

Как только она перестала злиться, его гнев тоже начал спадать. Виктор с удивлением понял, что далеко не так зол, как секунду назад.

— Успокойся, я не трону тебя! — рявкнул он, отшатываясь от девчонки и отходя подальше. С досадой понял, что снова попался в самую дурацкую ловушку собственного дара, переняв эмоции привязанной души. Как же она должна была его ненавидеть, чтобы так захлестнуть?

Теперь, находясь на приличном расстоянии, он мог четко различить свои и ее эмоции и успокоиться.

— Так я все-таки умерла? — на грани слышимости прошептала Инира, когда напряжение в комнате окончательно спало и воцарилась тишина, нарушаемая лишь шорохом штор, которые задевал лорд-директор, курсируя вдоль противоположной стены. Услышав вопрос, он бросил на нее ядовитый взгляд:

— А по-вашему, я ради удовольствия вытаскивал вашу душу с той стороны?

Она побледнела, хотя, казалось бы, куда уж больше — они оба сейчас походили на привидения, уставшие и вымотанные, но вынужденные находиться рядом друг с другом, задавая вопросы, на которые никто не хотел отвечать.

— И это… навсегда? — в голосе абсолютное отчаяние. Он вздохнул и подошел ближе.

— Я не собираюсь пользоваться связью, если вы об этом. Как только все закончится, вы вернетесь в Имретон, окажетесь на приличном расстоянии от меня, и связь перестанет ощущаться.

— Но никуда не денется? — уточнила Инира обреченно.

Чуть помедлив, он кивнул. Почему-то хотелось за это извиниться, но Виктор не позволил словам сорваться с губ и молча смотрел, как девчонка прикрыла глаза, сделала несколько глубоких вздохов, словно пытаясь справиться с этой новостью, а через минуту уже смотрела на него твердым взглядом.

— Хорошо. Итак. Что вы видели в моей голове?

Одновременно с этими словами прозвучал гонг — наступило утро, которого они даже не заметили, слишком увлеченные друг другом.

Виктор досадливо поморщился:

— Полагаю, у нас еще будет время поговорить об этом. А пока не привлекайте лишнего внимания и идите на занятия.

Голова гудела, глаза жгло и щипало от недосыпа, но она послушно сползла с кресла и направилась к выходу.

— И, Инире… — девушка обернулась, уже взявшись за ручку двери.

— Корсак не вариант для бастарда в бегах, — сухо обронил Приаш, не смотря ей в глаза.

Хлопнула дверь, она выскочила из библиотеки, опасаясь, что иначе они снова разругаются.