— Живей, живей! — Кирх, кутаясь в поеденную молью волчью шкуру, метался от ворот к карете, явно не чая уже, когда она уедет. — Чего ты тащишься, как курица?
Она со злостью всучила ему тяжелый чемодан, в последний раз оглянулась на Академию. Сердце заходилось в тревожном предчувствии — она не вернется сюда, не сможет. Но замок был равнодушен к ее чувствам, мрачной холодной громадой возвышаясь над головой. Тряхнув головой, чтобы избавиться от ненужных мыслей, Инира села в карету — никто не предложил ей руки, не помог сесть. Кирх, кое-как привязав чемодан на козлах позади, семенящими перебежками добрался до своего места. Карета качнулась, заржали лошади. Внезапным ураганным порывом ворота снова дернуло, едва не задев животных — с минуту стражники и Кирх отчаянно переругивались, затем они с натугой тронулись. Инира задернула шторки, чтобы не видеть набившего оскомину пейзажа — серых холмов с торчащими из мерзлой земли жесткими стеблями сухой осоки. В карете было холодно, она нашла под сиденьем свернутую в трубку медвежью шкуру, кое-как накрыла ноги. Лорд Приаш уехал рано утром — подготовить поместье к их приезду, уладить оставшиеся в городе дела, хотя ей казалось — проследить за Ле-Вантом. Он должен был встретить их на первой развилке. Инире это представлялось глупым планом и опасным, но она молча проглотила все свои догадки, понимая, что Приаш не станет слушать ее. Между ним и королевским дознавателем было что-то личное, некий подтекст, который она в силу возраста или неопытности не могла сейчас опознать. Поэтому она просто устроилась поудобнее и приготовилась ждать. Приятная тяжесть и мерное покачивание вскоре успокоили ее и против воли глаза начали слипаться.
Ее разбудила остановка. Еле разлепив глаза, Инира села, зябко кутаясь в шкуру. Под ней было тепло, а в карете пар шел изо рта при дыхании. Стемнело. Отодвинув шторки, она обнаружила сизые сумерки. Длинные черные тени падали на дорогу — они, наконец, выехали из этих проклятых болот и за окном, прилепившись к самой дороге, вздымались в высоту горы. Серо-черные камни пересекали трещины с торчащими из них редкими голыми кустарниками и клочками темного мха. Воздух был влажным и пах по-другому, почти как в Имретоне — водорослями и солью.
Заржали лошади, карета дернулась, но не поехала. Недовольно нахмурившись, Инира окончательно стряхнула с себя остатки сна и открыла дверцу, чтобы узнать, что происходит. В ту же секунду распахнулась дверь с другой стороны, явив человека, которого бы она хотела видеть меньше всего:
— Приветствую, драгоценная, — шутовски поклонился Ле-Вант. Теплая, подбитая мехом мантия с поднятым жестким воротником наполовину закрывала его лицо, но заметно было, что он изрядное время провел на улице: на усах и бороде от дыхания дознавателя намерзли льдинки, щеки и лоб покраснели от мороза.
— Что вы здесь делаете? — Инира, не желая поворачиваться к Ле-Ванту спиной, задом сползла со ступеней, шагнув на хрустнувшую под ее ногами землю. Может быть, потому, что ощущение это стало для нее привычно, а может, она просто научилась прислушиваться к себе после стольких повторений, но проснувшийся дар она почувствовала сразу. Еще слабый, лишь отзвук предстоящей беды, но ей хватило и этого — достаточные основания, чтобы растерять к королевскому посланнику всякое доверие.
— Жду вас, драгоценная, — невозмутимо ответил Ле-Вант. Внимательные глаза, чуть прищурившись, наблюдали за ней, словно за птицей в клетке — можешь биться о прутья сколько угодно, но никуда не денешься. — Наши планы изменились.
— Ваши планы, — нервно ответила Инира, обходя карету. Она мгновенно замерзла на пронизывающем ветру, а одежда пропиталась висящей в воздухе водяной взвесью, отяжелев. За спиной были горы, а впереди… Дорога шла по самому краю обрыва — каменное крошево осыпалось вниз, теряясь в ветвях кустарника и там, внизу, насколько хватало глаз, простиралось море. Оно было не похоже на то, что омывало берега Имретона — теплое, бирюзовое и прозрачное. Северное море Хьердаргена было похоже на горы, которые его окружали: тяжелое, темное, оно накатывало на пустынный каменистый берег и уходило обратно, с грохотом утаскивая за собой мелкую гальку. Оттого и привычный шум прибоя она не сразу узнала, приняв за далекие осыпающиеся отвалы в горах.
— Вы в их числе, драгоценная, — пожал плечами Ле-Вант, садясь в карету. Та чуть качнулась под его весом. — Залезайте, не стойте на ветру, — послышалось изнутри.