— Какая власть может быть от бумажного листа? — растерянно пробормотала она, не зная, сбежать ли отсюда или же подойти поближе, потому что любопытство разбирало Иниру. Бумага — любая — стоила дорого. Академии одаренных получали ее по специальным льготам для студентов, магазины заказывали через поставщиков и иногда заказов можно было ждать месяцами. Обычные люди часто пользовались одним и тем же листом множество раз — заказывали самый дешевый, из грубого волокна, использовали, выбеливали в щелочи и снова использовали.
— Вы ведь не серьезно? — вместо ответа спросил Амир. Инира все же подошла к каркасам, чуть дрожащей рукой коснулась клейкой массы. Ей все еще не верилось, что это настолько просто. — Пока он контролирует производство бумаги ни одна буква не будет написана без его ведома. Никто и никогда не узнает о той лжи, что поселилась во дворце. Не узнал бы.
От нее не укрылась эта поправка. Изумленно уставившись на графа, Инира выдавила:
— Только не говорите мне, что у вас еще и печатный станок в подвале…
Амарант фыркнул:
— Нет, к сожалению. Для такого механизма у меня нет больше ни средств, ни связей.
— Слава душам, — пробормотала Инира. — А то я уж думала вы…
— Станок в Хъердаргене, — перебил ее беспечно Амир, складывая каркасы один на другой и беря всю стопку. Она пошла следом, начиная подозревать, что этот человек сумасшедший. — Не слишком удобно, конечно, но что поделать?
— Вы понимаете, что говорите? — не выдержала Инира, когда они поднялись на третий уровень — под самую крышу. Здесь проходила труба от печи и было заметно теплее, а на полу стопками и отдельными листами лежала бумага. У нее перехватило дыхание от этого зрелища. Серая, с какими-то коричневыми пятнами, явно дешевая, тем не менее, это была бумага, к производству которой король не имел никакого отношения. Наклонившись, девушка взяла один лист двумя пальцами, недоверчиво поворачивая из стороны в сторону.
— Это последняя партия, — Амир разложил каркасы вдоль трубы и повернулся к ней. — Нужно больше, но времени уже нет.
— Времени на что? — все еще ошарашенная увиденным, Инира подняла на него глаза, не выпуская лист из рук. Неровные края, плохое качество, но чудо есть чудо — и она прикасалась к нему.
— Рассказать людям правду, — пожал он плечами. — Пойдемте, Азира уже, наверное, проснулась, скоро завтрак.
— Вы хотите напечатать это? — ахнула она за его спиной. Они вышли в жилую часть дома, где и правда все уже проснулись. Но сейчас Инире не было до этого никакого дела. — И чего вы добьетесь? Думаете, кто-то поверит? И этого слишком мало даже для одного города…
— А с чего вы взяли, что это все, что у меня есть? — Амир набросил шубу, туго подпоясав ее, натянул шапку, снова становясь похожим на чудовище из леса. Серьезно посмотрел на нее. — Я же сказал вам, мы не сидели, сложа руки.
Десять лет.
Инира на дрожащих ногах добралась до стула и упала на него, огорошено осматриваясь. Ее взгляд остановился на Алире. Ей было девять, а значит, она родилась, когда ее родители уже были в бегах. Как и Дастан.
— Он возлагает на вас большие надежды, — послышался за спиной голос Азиры. Молчаливая при мужчинах, она заговорила, только когда ни одного из них не будет в доме.
— Неоправданно! — протестующе воскликнула Инира.
— Может быть, — прозвучал сухой ответ. Перед ней поставили кашу с воткнутой в нее серебряной ложкой. — Но ему это и не нужно. Он верит.
— Вы чокнутые, — выдохнула Инира, понимая, что, может быть и не стоило вот так резать правду матку, но не в силах больше сдерживаться. — Вы все!
В углу раздалось шевеление и на ее восклик вышел нюхач. Под его укоряющим взглядом Инира замолчала, чуть виновато передернув плечами — кто-то должен был это сказать. Зачерпнув густую кашу, она поднесла было ложку ко рту, но съесть не успела — на улице раздалось отчаянное конское ржание. Поскольку единственную лошадь нюхач сам отпустил неизвестно в какие дали, это для всех явилось неожиданностью. На короткий миг замерев, Азира метнулась к вешалке, сдергивая с нее топор, дети шустро, как белки взбежали по лестнице наверх, Инира, бестолково задергавшись, подхватила со стола нож и встала у окна, пытаясь рассмотреть неожиданных гостей. Один лишь Надир остался невозмутимо сидеть за столом, переплетая косу.