Шарц укутался в надежду и страх этой молодой, привлекательной женщины, даже не задумываясь, откуда взялась в её чувствах надежда, ведь в мыслях Везалии барон Стояр. Его пощёчины, его побои, его кулаки. Шарцу обернулся в эмоции настолько, что ему даже захотелось откусить кусочек этой пышущей здоровьем побледневшей от страха кожи с груди, с шеи, со щёк. Эта живая женщина, это существо здешнего мира, она вкуснее тех доходяг с кладбища? Вкуснее трупов, что заставляла есть принцесса во льдах Тихой долины вместо нормальной еды?
Шарцу прикоснулся к бледной щеке Везалии и, сдерживая жажду эмоций, настойчиво повернул испуганное лицо баронессы к себе.
— Это… он? — выдохнула Везалия с такой надеждой, что Шарцу не смог сказать нет. Да, там не Стояр, не тот, кто нещадно ревнует и колотит жену по каждому поводу, не тот, после отъёзда которого Везалия рыдала в подушку, кусая губы от боли, лишь бы не выть в голос, но…
— Он, да? — на глаза Везалии навернулись горячие слёзы, а Шарцу окунулся в такую волну счастья и благодарности, что от наслаждения закрыл глаза и потянул воздух полной грудью. Разве можно отказать, когда тебя так кормят!
Везалия побитой дворовой собачкой преданно и с опаской всмотрелась в незнакомца, будто манящего миской с едой. Всхлипнула:
— Он?
— Он, — шепнул Шарц, и Везалия прижалась к груди спасителя. Конец побоям! Безмолвные слёзы потекли по щекам баронессы обжигающими ручьями. Конец синякам! Их видел только Стояр. Их больше не будет! Шарц обнял трясущуюся в рыданиях женщину и решил, что не откроет эту проклятую корзину с головой грабителя. Позже переложит её в другую и отдаст Златке, чтобы «защитить честь дома» — пусть сама покажет её баронессе. Прошептал на ушко:
— Я его убью.
— Кого? — всхлипнуло из чёрных кудрей.
— Не важно.
Шарцу склонился к выглянувшему из кудрей лицу и даже не понял, что сделал, но нежные губы ответили робким поцелуем. Нос хлюпнул, и Везалия обвила руками шею спасителя. Всхлипнула:
— Только не уходи, ладно? — прижалась щекой к широкой ладони, всхлипнула: — Ладно?
А на другом берегу Долгары Севериан в свете издыхающего факела добрался до потайной двери королевского кабинета. Саданул в дверь. Крикнул:
— Ваше величество!
Дверь распахнулась и Воран посторонился. Каркнул:
— Скор-рей, сынок, амулет.
Севериан широким шагом прошёл к столу и замер возле суверена, покачивая головой.
Воран крякнул:
— Ну же, мальчик. Амулет.
Вестариана оторвала взгляд от лица Миры и недоумённо посмотрела на притопывающего в нетерпении герцога, а Воран каркнул:
— Амулет! — и требовательно протянул трясущиеся ладони.
Севериан развёл руками.
Под суровым взглядом Яромира признался:
— Его украли.
Старый герцог схватился за сердце. Ойкуно пришлось сильно постараться, чтобы затрепетавшее от сильного волнения сердце не разорвалось.
Севериан усадил побледневшего герцога на стул. Посмотрел на замершую в панике принцессу и расстроено покачал головой.
— Быстро я амулет не найду.
— Твоюх кхххэх.
Вестариана обошла стол, по пути обогнула свесившуюся со столешницы руку Миры, и замерла рядом с братом. Спросила:
— Есть безопасное снотворное?
Суверен потряс кулаком. Перетерпел боль в горле и прохрипел в лицо младшей сестре:
— Ненавижу… Медикоххх.
— Что?
— Медикуса, — догадался Севериан. — Придворного медикуса. Я быстро, — и бросился из кабинета отправить стражника.
А девица на столе шевельнулась. Приоткрыла затуманенный взгляд. Яромир с Вестарианой замерли в ожидании: кто проснулся?
— Я дома? — шепнула девица.
— Мира?
—Опять ты, — взвилась девица. Села на столе и взвизгнула: — Будь ты проклята!
Вестариана шарахнулась от метнувшихся к глазам пальцев Тёмной Миры.
А призрак древний словно тень