— Твою ж оглоблю, кхе-э, — прохрипел король в звенящей тишине. — Барон? Подъё-хекх-ём, говорю. Барон?
Вестариана высвободилась из объятий брата, сдвинула туфелькой дымящуюся свечу со шкур и склонилась над телом мастера королевской стражи. Отодвинула от его черных волос тяжёлый медный поднос, и зрелище заставило болезненно сморщиться: кромка подсвечника рассекла кожу на голове мастера. Темно-алая лужица у волос Севериана впитывается в волчью шкуру. Зрелище ошарашило принцессу, и Вестариана в панике взвизгнула:
— Медикуса! Быстрей!
Из-за двери показалась голова стражника, король рыкнул, и стражника сдуло.
— Будет тебе медик-хэх-оглоблей. И что теперь?
Вестариана поднялась и решительно пошла к гобелену, закрывшему собой тайный ход.
— Э-э, Вес? — разнеслось вслед.
На плечо принцессы легла огромная лапа брата. Яромир было дёрнулся за сестрой, но Вестариана остановила. Упёрлась ладонями в массивную грудь брата, взглянула в глаза…
— Даже не думай, Вес.
— Тебе нельзя.
— Я сказал: «Нет», — Яромир шагнул навстречу, сминая жалкое сопротивление сестры.
— Нельзя… Я верну её.
— Спятила?!
— Почти четверть века с ней в Тихой долине, — Вестариана привстала на цыпочки и нежно поцеловала брата в щёку, спросила: — Как думаешь, спятила? — не дожидаясь ответа, попросила: — Пожелаешь удачи?
Яромир рыкнул, глядя в глаза:
— Ненавижу-кххээх, — закашлялся, а принцесса молча проглотила обиду и поспешила к тайному ходу. Зажгла факел, и тени заплясали вокруг. Вестариана поспешила в проход пещеры, а из кабинета донеслось басовитое:
— Удачи, Вес… сестра, — и на сердце принцессы потеплело. С тех пор, как они с Добромиром вызвали этих существ, Яромир источал ненависть; но даже тогда, глубокой ночью, под крики юных фрейлин он вепрем ворвался в покои и отобрал короткий кинжал, который юная принцесса, заливаясь слезами, приставила к груди в надежде избавиться от гложущей боли. Сжимая костяную рукоять, она уставилась в стену, а старший брат вместо того, чтобы пожалеть налетел и отвесил такую оплеуху, что мир кругом пошёл. Швырнул кинжал в угол, рыкнул: «Думаешь, это хоть что-то исправит?» — обидно, больно; из заплаканных, опухших глаз принцессы брызнули горячие слёзы за Ярополка, за отца, за любимого Добромира; на Яромира было стыдно поднять глаза, но это короткое «исправить» вернуло в жизнь смысл. Вестариана тогда разрыдалась, а брат обнял. И пусть впервые в жизни над её головой рыкнуло «ненавижу», но крепкие объятья продолжали прижимать юную принцессу к груди будущего короля… И сейчас, уходя в темноту подземных пещер, Вестариана шла исправлять ошибку. Это её путь, не брата.
А Ойкуно прокляла всё на свете: «Ну и в старьё же Пламя вселило!» Переживая необычные ощущения дряхлого тела, острую боль в сердце, шум в ушах, Ойкуно постаралась не дать этому бурдюку с костями рухнуть на пол бесконечного коридора, вцепилась в ближайшего стражника и сосредоточилась на подхвативших оседающее старческое тело руках. Стражник сильный, молодой — то, что нужно! Раз ритуал вышиб из тела короля, до него можно снова добраться! Ойкуно понравилось быть королём, понравилась ночь с королевой. А этот старик…
Воран закусил губу от боли и прохрипел:
— Подожди, юноша.
Стражники покорно остановились. Воран прижался спиной к прохладным камням стены бесконечной для старика галереи и Ойкуно попыталась освободится из дряхлого тела, но оно одарило такой жгучей болью, что в глазах помутилось.
Воран схватился за сердце, и стражники насторожились:
— Ваше сиятельство, Вам бы медикуса.
— Сам знаю, — прохрипел Воран.
Ойкуно снова попыталась выскочить из тела, но пелена дикой боли застелила глаза. Когда туман рассеялся, Ойкуно поняла, что её бурдюк сполз по стене, и над головой… напряжённое лицо стражника и хорошенькая брюнетка в серебристом платье.
Брюнетка изучила бледное лицо Ворана внимательным взглядом серый глаз и распорядилась, подражая её величеству в отчаянной ситуации:
— Беги за медикусом. Передай: его сиятельству герцогу Трёх гор плохо. Пусть живо хромает к её величеству.