Зорица кивнула.
— И я буду знать всё, что он знает. Так?
Фрейлина закивала настолько часто, что выбившиеся из причёски белые волоски разметались вокруг головы и засверкали в лучах из окна. А королева распорядилась:
— Герцог будет болеть долго… Жди здесь. И встань уже, — последнюю фразу её величество бросила через плечо, удаляясь в приёмные покои.
Зорица вскочила, пошатнулась и приложила ухо к двери. Но скорее догадалась, чем услышала, как королева зовёт медикуса. Шаги приблизились, и фрейлина торопливо отскочила от двери. Медикус, как верный слуга распахнул дверь, пристукнув тростью, склонился, пропустил королеву, а её величество лично притворила дверь за стариком.
— Мариус.
— Ваше величество?
Королева кивнула на девицу:
— Моей фрейлине плохо. Вино и испуг за принца привели её в совершенно бесчувственное состояние. Видите?
Мариус смерил хитрющим взглядом ничего не понимающую Зорицу, а королева распорядилась:
— Ну, что же вы стоите, приведите её в чувство в конце-то концов.
— Коне-ечно, ваше величество.
Мариус подошёл к столику с кувшином вина и начал позвякивать им о кубок, будто наливает и отмеривает рубиновую жидкость.
— Ваше-е ве-ел… — начала фрейлина, но королева приставила палец к губам, шепнула:
— Ч-ч-ч, уши-и-и.
Мариус протянул бокал фрейлине, и Зорица взмолилась шёпотом:
— Ваше величество, мне и так уже мн…ого.
— В глазах двоится? — насторожился Мариус.
— Голова кружится.
— Погуляешь в саду, и пройдёт, — отмахнулся старик, — отнеси это Ворану. Только сама не пей, — Мариус строго посмотрел на королеву и та кивнула:
— Ступай. И помни, тебя только что привели в чувство.
Как только за фрейлиной закрылась дверь, её величество подхватила старика под локоток и шепнула в самое ухо:
— Мариус?
— Да, дитя?
— Мне нужна слеза.
— Чья?
— Не валяй дурака. Слеза Мории.
Мариус отодвинулся от своей королевы, которой служит с самого её рождения верой и правдой. Его цепкий взгляд пробежал по напряжённому лицу её величества, но «Слеза Мории»? Медикус шепнул:
— Неужели всё настолько плохо, Зорица?
Королева на мгновение поджала губы и не выдержала:
— Муж мне изменяет с какой-то девицей, сына заточил в палаты откровений. Даже с мастером королевской стражи какой-то заговор для него выдумал. Помяни мои слова Боги, он и на меня его скоро повесит. Если Креслава будут казнить… — королева заломила руки, и старому Мариусу показалось, что он увидел, как заблестели подведённые морийским угольком веки, — Мариус, мне нужна Слеза Мории.
— Но, зачем же травиться, дитя?
Зорица гордо вскинула подбородок:
— Я принцесса Мории и королева Айрата. С чего ты взял, что я собираюсь травиться?
— О-ох, ладно. Завтра будет.
Королева снова подхватила старика за локоток и зашептала:
— Мариус.
— М-м-м?
— Не доверяю я герцогу последние годы.
— Умм-гумм, — выразил солидарность медикус, покачивая головой.
— Присмотри за ним.
— Твоя воля — закон, дитя, — старик-медикус отстранился от королевы, пожаловался: — Не нравится мне этот образ полусвихнувшегося старика, но… — старый мориец подбоченился и выдал, — Ох, герцог. Ы-ых, шалун!
Королева благодарно улыбнулась и утёрла слезу, а старый Мариус подбодрил:
— Чего только не сделаю для твоего счастья, дитя, — подмигнул, пристукнул тростью и крикнул на все покои, — ну что, старый хрен, пришёл в себя? Или фрейлинку в постель подложить?
Мариус заспешил к старому герцогу, а королева печально улыбнулась: между любовью к мужу и любовью к сыну встал яд.
Живи, обратно ходу нет.
«Живи, обратно ходу нет».
«Нет, каков наглец! — в очередной раз возмутилась Везалия. В одной исподней рубахе снова метнулась к столику, голова просто трещит от событий утра, — но это! Это! Каков наглец, а! Каков?! Госпожу он пришёл утешить. Управляющий! Меня полюбовником шантажировать! Да я его-о…» Баронесса в сердцах потрясла кулаками перед зеркалом и вдруг спохватилась. Посмотрела на своё отражение и на лице натянулась мстительная улыбка: «Пережила. Мёртв Стояр… Не время выгонять управляющего. Да и всего-то пустяк — управляющий влюбился в хозяйку-красавицу. Эка невидаль. Вот Лана недавно такое рассказывала по своего конюха, что…» Баронесса осеклась, пригляделась к своему отражению в зеркале повнимательней: из овального зеркала от макушки до самого пола карие глаза отражения придирчиво осмотрели молодую очаровательную женщину. Дрожащими от возмущения пальцами Везалия расшнуровала ворот натянутой впопыхах исподней рубахи, откинула чёрные кудри с плеч и позволила рубахе соскользнуть к ногам. Солнце из окна сквозь листву заиграло кружевами теней на бархате кожи. Везалия скользнула взглядом по животу и пощупала почти заживший синяк. «Никогда. Никогда больше не позволю себя колотить, — решила баронесса, — никому». Её пальцы погладили округлые бёдра, и молодая женщина улыбнулась своему отражению: «А ведь ещё хороша, хотя уже две дюжины лет». Везалия скосила взгляд, и отражение в зеркале прикоснулось к бедру: не видно ли больше синяка от табуретки, что муж полгода назад запустил? Чернющий был синячище. Везалия убедилась, что следы ужасного синяка совсем разошлись, и вздохнула с облегчением: муж уже не прибъёт — не надо больше так таиться с морийцем. И вообще… Кареус в постели очень хорош, но на ближайшем балу будет море сочувствия и… предложений. «Предложений» — одно только это заставило забыть о недалёком управляющем. Предложения! Везалия даже ладони прижала к заторопившемуся сердцу: наконец-то она сама — сама! — сможет выбрать себе мужа: всё-таки, привилегия вдовы. И вдруг спохватилась. Двадцать четыре зимы, восемь лет замужем… Будут ли предложения, если за это время она не смогла подарить Стояру ни одного сына? В накатившей тоске Везалия нахмурилась: даже дочери ему не смогла подарить. Баронесса топнула ножкой: «Это всё он виноват! Он!» Такой подлый удар покойного мужа заставил скрипнуть зубами. Будут ли после этого предложения? Бароны и молодые герцоги все такие щепетильные до потомства!