— ГДЕ…ОНА…БЫЛА?!
Ор заложил уши, Рада почувствовала, как подгибаются колени, постаралась оправдаться:
— Мы… Её величество изволили быть в са-а…са-аду, ваше ве…
— В глаза смотри, когда врёшь, — рёв короля перешёл в шёпот, и Рада сглотнула ледяную слюну — будто сугроб проглотила. Не говорить же королю правду? «Была в палате откровений» — пришибёт же! Рада почувствовала, как кровь отлила от лица, а его величество протянул пятерню к её подбородку, схватил за шею и…
— Мы были в саду, ваше величество, — затараторила Рада. Яромир третий Дикий вздёрнул фрейлину из реверанса единым движением, впился серыми глазами в бледное как снежные шапки вершин лицо и зашипел:
— Я знаю, где вы были.
Рада всхлипнула, чувствуя, что воздуха начало не хватать, схватилась за руку короля, а тот тащит вверх. Ещё чуть-чуть и кончики туфелек девицы оторвутся от пола. Рада захрипела:
— Поща-ди-те-э, ваш…
— Пощадить? Так ты смотришь за моей королевой?! УДАВЛЮ ГАДИНУ!!!
Туфельки взбили подол, ноги засучили в воздухе, Рада изо всех сил вцепилась в руку короля, в надежде ещё хоть на один глоток воздуха, и так захотелось жить… в глазах потемнело, свечи задуло мощным ледяным порывом, и Рада рухнула на колени. Откашлялась, осмотрелась — чернота, хоть глаза выколи. И тишина. Рада вытянула руки во тьму, позвала: «Ваше величество?» — ничего не видно, а чернота принесла далёкое, пробирающее до дрожи:
«Дха-ха-ха-а»
— Ваше величество? — прошептала Рада.
«Дха-ха-ха-а»
Тьма вокруг шевельнулась и Рада съёжилась: будто на эшафот на Торговой площади завели в самую стужу, а палач…
«Дха-ха?»
«Он за спиной, да? На глазах повязка? Поэтому темно? — Рада в ужасе взглянула на свои руки, — не связаны? Почему я их вижу?»
«Дха-ха-ха-а»
Волосы резко дёрнуло вверх, Рада взвизгнула, запрокинула голову назад и перед глазами сверкнул клинок, суровое лицо Яромира третьего рыкнуло:
— Вот твоё наказание.
Ослепительно яркое лезвие обожгло горло…
…Ойкуно замерла рядом с хватающейся за горло девицей: на коленях, фрейлина пытается остановить несуществующий поток крови, зажать рану. Хрипит. И эмоции дикой горной рекой изливаются из фрейлины в тщедушное тело старого герцога.
«Ещё… ещё…»
Ойкуно сосредоточилась и Рада почувствовала, как холодеет во Тьме её тело, как пальцы немеют, непослушные леденеющие руки перестают зажимать горящую рану и лицо… лицо Яромира Дикого расплывается… сердце стукнуло с перебоем… На миг из тьмы печально улыбнулся милый сердцу Рады Варин и… Покои сотряслись звуком упавшего тела. Старый герцог криво улыбнулся, перешагнул тело Рады и поспешил прочь из покоев. Только свечи стали безмолвными свидетелями последних судорог старшей фрейлины её величества.
…А на далёком перевале почтовый голубь взбил крыльями прохладный ночной ветер, влетел в свет костра и вцепился лапками в клетку с такими же почтовыми голубями. Заворковал. Забил крыльями от храпа из палатки. Потянулся клювом между прутьями к голубке. И его заметили.
От костра донеслось:
— Смотри-к, хвост чёрным мазан.
— Видать из самого Айраверта?
Оруженосец барона Стояра нехотя оторвал зад от насиженного тёплого места на бревне и побрёл к клетям, сонно пожаловался приятелю:
— Что ещё на ночь глядя?.. Пора бы на боковую, — оруженосец зевнул, шепнул: — Иди сюда мой хороший, — бережно подхватил хлопающего крыльями голубя и вынул из мешочка у него на спинке бумажный сверток размером с мизинец. Пробежал глазами сообщение и…
— Эй, ты чего, Чеслав? — усмехнулся приятель, вытянул ноги к костру и насторожился: — Ты будто демонов увидал. Чего побледнел-то?
А Чеслав, молча, свернул послание.
— Да чего случилось-то?
Оруженосец сжал крошечный свиток в кулаке и поспешил в палатку к барону.
— Да что? Король умер что ли?
— Типун тебе на язык, — донеслось уже от полога, — седлай коня.
У костра зашевелились.
Чеслав откинул широкий полог — пустил в палатку свет от костра, разрешил прохладному ветерку окурить тьму дымком влажных поленцев, и тьма отступила от полога внутрь палатки: отбежала за походный сундук, спряталась за столом, забилась в угол за храпящим телом на узкой походной кровати.