Мира с тётушкой уселись в расщелинке, пригрелись у дохленького костерка, а Севериан привалился к валуну у входа. Как-никак, а ветер тут не донимает, тянет тёплым дымком, глядишь, и ведьмушки до утра доживут, а там дальше солнышко, путь в тёплую долину. И на душе рыцаря стало спокойней. Уютно как-то: среди скал, под яркими звёздами, в предполуночной тишине. Он дал слово привести ведьму. Так почему не привезти двух?.. Кто у них там издыхает? Король тогда промолчал… Впрочем, почему Вестариана так дёрнулась от слов суверена?..
Севериан укутался подбородком в плащ. Потрескивающее тепло и звёздный шатёр с кружащими снежными пушинками принесли долгожданный покой. Убаюкали. И улыбка Миры проводила рыцаря в сны, шепнула, — Так они в столице вкусные? — и растворилась в нежном хихиканье. Только на пороге сна зацепило, — Может, и правда ведьма?
Севериан проснулся на зорьке от всхрапа коней и тихого выворачивающего нутро средне-меловейского переругивания:
— Я теть тру: приставились оне где-нить. Коней осваиваем…
— Виш, сбруя рыцатская.
— …Осваиваем, грю, коней, тесак те в зуб, и по седлу к северной башне чешим.
— Тама же везьмино логово?
— Дурилка, везьмино через седло на восток.
Эхо рыкнуло басом:
— А ну оставили коней, незвирги!
Севериан подобрался. Откуда они здесь? Разбойники? Пусть. Пусть разбойники. Но свои, родные, Айратские. Им и в морду привычно дать и кишки для острастки выпустить, чтоб не сильно над путниками на дорогах глумились. Да не сильно-то они и злобивые. Так, из селян медяки да сухари повытряхивают, потешатся вдоволь, да отпустят. А мелы? Мелы, те ещё шайки. Всех без разбора режут.
Рэм за валунами всхрапнул и подковой в пузо вырвал вопль боли из мела.
Мира у останков костерка открыла глаза, Севериан с тихим: «Ш-ш-ш», — приложил палец к губам, обратился в слух, а эхо из-за валунов рявкнуло:
— А-а, скотство!.. Кляча!.. Ну, пшли, незвирги! Качуриков найти! Сапоги снять. Золото, медяки, цацки сюда. Убью, з-зверюга!!!
— Ца-ацки? — пискнуло мельское отродье, перекрывая ржание лошадей. — Откудова цацки, Косой?
— Ты коней видал?.. А-а!!! Стой смирно, зверюга!!!
— Так жишь это кобылицы же…
— Шибко умный, да?!
Глухой звук удара кулаком в челюсть метнул в просыпающиеся скалы вопль боли. Косой рявкнул:
— Искать, сказал!.. А-а-а!!! Скотство!!! Стой!!!
Рэм возмущённо заржал.
Севериан выскользнул из расщелины и привалился к валуну. Огромные, после камнепада — они лучшее убежище, вот только Рэм в беде. Севериан высунулся из-за каменного бока, плачущего умирающим на утреннем солнце снегом, и пальцы сами нащупали на поясе кинжал: лысый верзила в штопаном подпаленном плаще пытается взобраться на Рэма, кряхтит. Конь фыркает, пятится, а навстречу Севериану семенит Тощий, покачивается мокрым сусликом. Зыркает из стороны в сторону. Его круглый приятель пятится от карабкающегося на Рэма вожака, поплотней запахивает волчью шкуру и торопился по тропе вверх.
Мира шепчет на ухо:
— Тётушка обожает Иле.
Ох, и права девчонка — упрут же лошадей. Вот пропасть!
Севериан потребовал:
— Не высовывайся. — И на ухо теплом шепнуло кроткое, — Хорошо, доблестный рыцарь.
Пока мастер королевской стражи осматривался, из-за кромки перевала вышли ещё семеро оборванных мелов. Просачиваются в Айрат со своих обнищавших угодий… Не время сочувствий, — одёрнул себя Севериан. — Лошади. Рэм.
Тощий засеменил по мокрым камням навстречу. Близко. Очень близко. Наступил в тонкую пену ночного снега в тени валуна. Вынюхивает. Зашарил глазищами из стороны в сторону по скале…
Мастер королевской стражи выступил из-за камня и под подбородком мел почувствовал холодное лезвие меча.
Севериан шикнул: