Выбрать главу

Герцог хмыкнул, и фрукты полетели на пол. Стол скрипнул.

Не замечая ничего и никого вокруг, Зулика и Тарликай пустились в нежные ласки.

Бирюза прозрачной волной упала к ногам.

И только Ойкуно впитывает потоки жажды и животного наслаждения.

Зулика тайно влюблена в хозяина, а Тарликай до сего дня чтил законы Куадара — в купчей записано «девственна».

Ойкуно откинулась на стуле в потоке эмоций. Зулика вытянулась на столе, и её тихий полный наслаждения стон заглушил сопение Тарликая.

Поток эмоций утопил комнату — Ойкуно впитала его и, очертя голову, бросилась вон из чахлого тела Ворана.

Протяжный стон Зулики слился с хрипом старого герцога…

А завтра снова будет утро,

Глава 7

А завтра снова будет утро,

 

Яромир с досады врезал кулаком по столешнице, рявкнул:

— Где мастер королевской стражи?

Дверь кабинета приоткрылась, в щель опасливо протиснулась голова стражника и отрапортовала:

— Барон Севериан оповещён, ваше величество.

Яромир схватил со стола треножку под блюдечком с сургучом, стражник исчез за дверью, а король рявкнул:

— ОПОВЕЩЁН?! Всех колесую!.. Незвирги.

Треножка звякнула о захлопнувшуюся дверь. Холодный сургуч покатился по полу в сопящей яростью тишине. Мгновение замешательства и Яромир ринулся к окну. Уставился сквозь крону огромного древнего дуба на ползущее к зениту солнце. Из мыслей не выходят Воран и Креслав — старик и отпрыск-щенок, и старый дуб у окна третий год уже не покрывается новой листвой, а спилить жалко. Так и переливается на солнце тёмным золотом не опавшей сухой листвы — будто волосы сестры — укоряет: не справился. Яромир сжал кулаки, рыкнул:

— Ненавижу… СТРАЖА!!!

Дверь опасливо приоткрылась, и король рыкнул:

— Где Вестариана?

— Госпожа в выделенных ей покоях.

— Проверить!

Дверь захлопнулась. Несчастный венценосный бородатый старик плотно сжал губы. Никто никогда не видел на лице его величества короля Айрата Яромира третьего Дикого слёзы… только древний дуб знал эту тайну, пока не помер: иногда, запираясь вечером в кабинете, король крушит всё, что под руку подвернётся. Не всякий в тринадцать лет с коротким мечом кидается на убийц, защищая младшую сестру; не каждому дано нежданно-негаданно в тридцать два забыть о пирушках и стать королём бунтующего государства — зубами грызть глотки за свою жизнь. Не всякий на похоронах отца и старших братьев хватает на руки оседающую в предсмертных хрипах мать. Никто не учил Яромира, как со всем эти справиться. Это Ярополк знал. Его учили!

— Его учили, — рыкнул Яромир, утёр выступившую в уголках глаз влагу, шепнул: — Что же ты наделал, сын.

Для изменников в Айрате определён один путь — на тот свет, но казнить единственного сына?.. А как иначе? Король не может перечить своему слову, не то перечить королю будет каждый занюханный мел.

Кабинет вздрогнул стуком. Яромир буркнул: «Входи», — и продолжил разглядывать ржаво-золотистую крону древнего дуба.

Дверь бесшумно открылась. Шаги затихли возле стола.

Яромир потребовал:

— Ну? Где Севериан?

Вместо ответа раздалось спокойное:

— Герцога Трёх гор уже ищут, ваше величество.

Суверен разъярённым медведем развернулся к барону:

— Ты в своём уме, барон? Как ты прохлопал похищение?

Севериан подправил изуродованную ножку треноги, поставил треножку на стол и ответил:

— Герцог ушёл сам.

— Что значит сам?!

Недовольный вопль короля даже горлицу с ветки за окном спугнул, а Севериан спокойно пожал плечами. Ответил:

— Ночная стража доложила, что вечером герцогу стало плохо, а ночью Воран в одиночестве вышел во двор и затребовал паланкин.