«Ты всё ещё вкусный… Ну, смелей же… смелей…»
Яромир сгрёб в пятерню ключ. С ненавистью вогнал его в замочную скважину…
«Я жду… Дха-ха-ха-а»
Даже лицо ведьмы поверх двери привиделось. Яромир надавил на ключ, и дверь сама подалась во тьму.
Не заперта?
Король оглянулся на тонущую во мраке гладь озера. Сколько же слёз Долгала наплакала. Дюжины полторы скелетов уже миновал. Хорошо, что живых рыцарей за спиной нет. Толкнул дверь. Под скрип не знавших сала петель ступил в темноту и пламя факела затрепетало…
«Дха-ха-ха-а…»
— Таша! — прикрикнуло из покоев, а служанка сломя голову бросилась по ступеням на зов колокольчика. Как же задремала-то? — Та-аша-а!
Служанка навалилась на дверь и влетела в покои баронессы. Окунулась в запахи цветущей вишни и сургуча. Плюхнулась в книксен. Подняла полный мольбы взгляд над пылающими щеками. Взмолилась:
— Не гневайтесь, госпожа, я…
— Разве я наняла тебя, чтоб орать на весь дом? — железный колокольчик тренькнул о стол. Баронесса Везалия подняла взгляд от пергамента на пугливую служанку. Откинулась в кресле и смерила недовольным взглядом, — Что молчишь?
Таша потупилась:
— Нет, госпожа.
Баронесса подобрала кружева, оторачивающие у локтя короткий рукав вечернего домашнего платья, и вернула перо в чернильницу. От торопливых движений баронессы пергамент шевельнулся на сквозняке из окна, дорожки витиеватого почерка чуть не коснулись снежно-белого кружева, а Таша пристыжено зажмурилась от задумчивого:
— И зачем мне такая служанка. Зовёшь — нет её. Экономке помочь не может — не грамотная. Растрёпанная…
Таша в ужасе окинула своё серо-коричневое платье, поправила передник и поймала в натёртом до блеска полу отражение растрёпанных волос и краешек белого чепчика. Серая мышка. Это же надо: убиралась-убиралась, присела и закимарила. От стыда захотелось провалиться на первый этаж. Поменяться местами с отражением в полу. А баронесса мечтательно накручивает на пальчик чёрный локон. Карий взгляд смотрит испытующе и в зрачках отражаются трепещущие на сквозняке язычки свечей.
Таша попыталась оправдаться:
— Я-а…
Баронесса вздохнула:
— Как думаешь, замену тебе быстро найду?
Служанка испуганно прижала ладони к сердцу. Пискнула:
— Не гневайтесь, госпожа. Я…
— Де-ень?..
— Я… Я убиралась… — На улицу? Селянке? Без денег? Кому здесь нужна? — Я-а-а…
— Два-а?..
Таша в ужасе сползла на колени:
— Госпожа, молю… умоляю…
— Да-а? И о чё-ём?
— Я. Я всё сделаю, — Таша уставилась преданным взглядом на благодетельницу. Сложила руки в мольбе, — Всё сделаю. Только не гневайтесь. Я…
— Так ты не забыла, кто здесь госпожа?
Таша отчаянно закивала чепчиком. Даже прядка волос мышиного цвета от старания слетела на покрывшийся испариной ужаса лоб. А Везалия сложила исписанный лист, капнула сургучом, и подула на твердеющую на пергаменте коричневую лужицу не сводя с пугливой служанки серьёзных глаз. Такая всё сделает, припугни только. И вот уже молящий взгляд. На коленях. И рот на замке держать будет… Значит, Стояр не узнает…
Везалия поднялась из-за стола. В шорохе платья подошла к замершей служанке. Медленно. Наслаждаясь расширяющимися в ужасе зрачками бледно-зеленоватых глаз служанки, её подрагивающими, плотно сжатыми губами. Замерла… Взяла за подбородок, и Таша вздрогнула. Неужели, и правда, думает, выгоню? Везалия посмотрела на торопливо бьющуюся жилку на шее девицы. На прижатые к сердцу ладони. Ду-умает. Ещё как ду-умает… Пальцы баронессы сжали подбородок служанки сильней:
— Смотри у меня!
Таша пискнула — столько искр негодования сверкнуло из глаз госпожи. Когда на ресницах девицы в свете свечей заблестели предатели-слёзы, баронесса отвела испепеляющий взгляд, протянула запечатанную записку. Недовольно качнула головой:
— Смотри у меня…
И Таша схватила руку с запиской, поцеловала, а Везалия уточнила: