Девица оборвала вопрос смеющимся взглядом. Одарила нежной улыбкой. На её щеках заиграли весёлые ямочки, и бо-оги… Севериан опомнился: только духи могут предстать вот так — совершенными: выныривая обнажёнными плечами из опаловых струй тонких тканей, в медных, сверкающих в свете свечей длинных волнах волос вдоль тонкого стана, с божественной улыбкой протягивая пышущий горячими ароматами кубок, у ласкающего жаром камина. Разве у неё может быть имя? А наваждение хихикнуло:
— Кажется, я уже ответила: да… Прошу.
Вот, как это понимать? — спохватился Севериан. — На какой вопрос ответила незнакомка? На что согласилась? Вложила ли смысл в протянутый кубок? Сонное сердце забилось быстрей. Севериан принял кубок и невольно соприкоснулся грубыми от меча и ледяного ветра пальцами с нежными, тёплыми после сна пальцами незнакомки. Виденье хихикнуло, поддело:
— Скажите, все благородные рыцари его величества такие стеснительные?
Севериан спохватился: «Так она настоящая?.. Что-что? Стеснительные? Боги, она, вообще, знает, что такое этикет?» Что значит кубок, принятый от девицы наедине? Демоны бездны, кто же она? Севериан потёр слипающиеся глаза и решился:
— Так как же ваше имя?
— Мирослава.
Вот так просто?
Девица рассмеялась, закружилась по зале, раскинула руки так широко, будто весь мир обняла. Её счастливый смех колокольчиками зазвенел во всех уголках, оживил каменные стены, наполнил счастьем жарко натопленную залу — кажется, даже тени в хоровод пустились, а сквозь переливы смеха раскатилось её: — Тётушка зовёт меня Мира. Здесь все зовут меня Мира. Все.
Все? Кто все? Севериан огляделся в свете факелов — зал пуст... Ведьмы невидно… Три дня без сна… Всё-таки девица — виденье, решил Севериан. Тряхнул головой в попытках избавиться от наваждения, ведь совершенство не может быть настоящим, так? Где-то притаилась ведьма… Гед-то… Ускользающие в сон мысли рыцаря застряли в оттаявших пальцах: в продрогших до костей ладонях поселилось тепло. Кубок.
Стоит ли пить из кубка?..
Девица в водовороте юного счастья — страшная ведьма она?
Что значит: ждала к ужину?.. На столе ничего, кроме кувшина… Севериан припомнил байки про ведьму и сморщится: — Съесть решила?.. Ведьму никто не предупреждал о посланнике короля. Да и как? Сам-то насилу добрался. Севериан недоверчиво покосился на греющий ладонь серебряным боком кубок, на пустой вертел в пышущем жаром камине и рука сама легла на оголовок меча. Что здесь не чисто? Девкой отвлечь задумала? Отравить? Или ведьма на самом деле она, Мирослава?
Мира взглянула в сощурившиеся серые глаза гостя и расхохоталась:
— Зачем же травить посланника короля? Не уж-то я такая коварная? Бо-оги-боги... живым вы вкуснее, доблестный рыцарь Севериан Озёрный.
«Вкуснее? — подумал Севериан, — она что, мысли читает? Или от усталости вслух спросил?» Пальцы в перчатке стиснули ледяную рукоятку меча, а смеющаяся юная ведьма порхнула навстречу, величайшим даром приняла из рук рыцаря кубок в тёплые пальцы и пригубила ароматный отвар.
Севериан покачал головой, — Что ж она делает?! Из рук мужчины наедине кубок принять?!
Мира стрельнула из-под медной чёлки сияющим опаловым взглядом и на приятном овальном лице снова поселились смешливые ямочки… И взгляд… Севериан решил, что такого тёплого и искреннего взгляда он ещё не встречал. В одни глаза смотришь — как в стену: ни мысли, ни ответа, ни шевеления чувств; будто и человека перед тобой нет. О другие уколешься, хоть под ними и льстивая улыбка слуги. Третьи — как омут несравненной Адалии, затягивают, опустошают. А эти — согрели, обняли душевным теплом. Севериан привык смотреть людям в глаза. Глаза не лгут, как язык. И эти, опаловые, ему рады.
Кубок в ладонях поманил теплом, и Севериан с удовольствием глотнул горячий отвар, а из-за спины донеслось:
— Здравствуйте, благородный Севериан.
Да что ж такое! Кто предупредил? Как?! Посланник короля обернулся и обругал себя: как же можно было так обмануться. Сердце заторопилось: вот она, ведьма — в чёрном. И облик хозяйка Тихой долины выбрала соответственно случая: пониже короля, его же глаза — серые, безмятежные, словно холодная туманная пропасть, уверенные. Поразило рыцаря и сходство с покойной младшей сестрой суверена — с её портретом: такая же белокурая, та же фамильная красота, которую король на старости обернул в знатный слой сала. Только принцессы нет. Больше двадцати лет, как нет. А ведьма… Зачем приняла её облик? У неё совсем ничего святого? Почему жива ещё, если добрые селяне правду рассказывают о покойной принцессе? Почему ведьму не подняли на вилы?