Барон прожёг взглядом бледную, как полотно, Верею, встретился взглядом с пунцовой от смущения Мирой, и, молча, поманил служанку за собой.
Верея выскользнула за бароном. Прикрыла за собой дверь, а Севериан хмыкнул:
— Ну и что это всё значит?
Верея торопливым шёпотом пересказала пробуждение Миры… Поиск сапфира… и барон хлопнул себя по карманам. Порылся в кошеле и выудил разрезанный кожаный шнурок с камнем. Показал служанке и Верея кивнула:
— Да, ваша светлость. Он самый.
Севериан уже подумал войти, как дверь приоткрылась и старик Мариус вышмыгнул, деловито погрозил тростью потолку. С горделивой завистью окинул взглядом молодого самца, проскрипел:
— Хо-хо, мальчи-ишка, — потряс тростью, и Верея зарделась от его горделивого, — Ы-ы-ых, шалун.
Старик похромал вниз по ступенькам, а служанка и барон переглянулись: медикус не пользуется тростью?
Когда седая шевелюра скрылась из виду, барон постучал в дверь. Неслышное: «Входите», — слилось с весёлым хихиканьем, — Май реир?
Барон заглянул внутрь. Потянул полной грудью дивные ароматы сада, уставился на еле сдерживающую смех Миру… И Тёмная не выдержала: когда бровь барона вопросительно поползла вверх очаровательный смех зазвенел колокольчиками по покоям, излился в окно в длагоужающий сад и насторожил спешащего к цели Шарцу, порыкивающего на каждом шагу. Дух мысленно позвал: «Госпожа, это вы?»
«Ша-а-арцу» — услышал он безмолвный ответ, — «Мой милый, милый Шарцу, ты жи-ив?» И счастье обуяло игривого духа. Будто пальцы доброй хозяйки взрыхлили шерсть озорного щенка. Был бы хвост, Шарцу бы завилял. Потянулся мыслью навстречу: «Госпожа, как вам помочь?»
Как долго он не слышал этот переливающийся счастьем голос. Уже четверть века…
Никто из прохожих на Перепутице не заметил, как рыжий исхудавший юнец свернул к реке. Присел в траве у воды… и слёзы радости побежали по впалым щекам трупа от ласкового: «Пока не надо, мой друг. Просто будь рядом».
И дух снова обрёл смысл жизни: Шарцу нужен! Шарцу снова нужен своей госпоже! Юнец размазывает по щекам слёзы радости, и на исхудавшем лице проступает улыбка. Преданный Шарцу дождался! Прорвался за хозяевами сквозь огонь! Рвал странных озверевших двуногих. Заботился о скованной госпоже. Он дождался!!!
Шарцу рвано выдохнул. Спросил: «Мы возвращаемся домой, госпожа?»
«Как только прикажет Ойкуно, Шарц. Пока мы таимся»
«Есть хочется»
Госпожа рассмеялась:
«Так найди себе вкусненькое, милый Шарцу… Шарц?! Святое пламя! Она впихнула тебя в труп?!»
«Щарцу не обижается, госпожа. Мирослава о Шарцу заботится»
«В труп?»
«Он скоро начнёт разваливаться, госпожа»
«Милый Шарцу… Милый Шарцу, найди себе подходящее тело» — и столько нежности в этих словах, что игривый преданный дух готов принестись, свернуться клубочком у ног… но это тело… оно не годно…
«Госпожа?»
«Да, Шарц»
«Передайте Мирославе спасибо, перед тем, как опустошите её»
«Она тебе нравится?»
«Она добрая, госпожа»
Шарцу зачерпнул тёплую воду Долгары, и с отвращением умыл лицо начинающего смердеть трупа. Повторил себе: «Мира — добрая».
А Тёмная в гостевых покоях барона отсмеялась и всплеснула руками:
— Май реир, какие глупости нёс этот пожилой господин.
Севериан вспомнил, как выскочивший из покоев медикус украдкой восторженно подмигнул. Его завистливое: «Ы-ы-ых, шалун» — отразилось на лице непониманием, и барон спросил:
— Мирослава, я могу узнать, что случилось?
— Можете, доблестный рыцарь.
Севериан усмехнулся, устало опустился в кресло рядом и тихо спросил:
— Так, что произошло?
— Дурной сон, май реир.
— Про потерянный сапфир?
Мира кивнула, спрятала лицо под медные пряди и проронила:
— Он — моя память, май реир.
Барон разжал кулак, протянул кожаный шнурок с камнем, а Мира отшатнулась. Выдавила: