Рана на боку короля затянулась и Мира убрала трясущиеся от усталости и страха ладони. Королевская глотка перестала сотрясать стены кутающейся в тени пещеры, и барон помог хрипящему Яромиру подняться. А юная ведьма озирается по сторонам: источник почти не даёт сил, госпожа ушла. Предательский холодок липкой паутиной побежал по уставшему телу Миры, и Оиери начала впадать в панику.
Севериан обернулся на сдавленный писк.
— Мирослава? У вас всё хорошо?
Девица в панике смотрит в освещенный факелами центр пещеры. На оседающие белые клубы, на одиноко стоящую в центре звезды помолодевшую Вестариану… Голова кружится.
Юная ведьма всхлипнула:
— Мне надо… — ослабевшая от усталости Мира на глазах мастера королевской стражи, пошатываясь, поволокла себя к источнику, — надо… хотя бы капельку.
— Мирослава? — Севериан обернулся к хрипящему королю, тот только рукой махнул, иди, мол. Барон бросился к оседающей на пол девице. Поддержал.
На немой вопрос Мира показала дрожащим пальцем в сторону звезды, и Севериан закинул руку девицы себе на плечо, помог встать, повёл, поддерживая за талию.
Последние клубы дыма из чаши в звезде осели, потекли по каменным плитам стелящимся молочным туманом, перемигиваются с факелами тусклыми отблесками.
Канавки звезды полыхнули, в последний раз осветили алым неровный свод потолка, выхватели перепуганные гримасы. Король чертыхнулся. Мира вздрогнула. А Воран зайцем отпрыгнул от клубов белёсого дыма у ног.
Яромир просипел под нос:
— А ты в свои годы живчик, герцог, — но вместо слов во влажный воздух из глотки короля вышло только подобие хрипа — голос от ора сорвал. Яромир закашлялся.
Воран почесал седой пушок на круглой голове и отковылял подальше, а Севериан всё ведёт Миру к каменной звезде; ведёт сквозь расползающийся в темноту белёсый дымок. Мира всё больше наваливается; с каждым шагом всё неохотнее волочёт ноги.
Оиери про себя стонет: «Вот же дурёха. Как она могла отдать столько сил на лечение. Прятаться за личиной знахарки хорошо, но надо же меру знать».
Кровавая звезда с помолодевшей Вестарианой в центре пещеры стала на шаг ближе, и тело Миры начало покалывать, будто кто-то высасывает энергию. Мира в ужасе оглянулась. Здесь ведь не может такого быть? Это там, в своём мире, такие, как госпожа, могут высасывать энергию из таких как она — Оиери, а здесь? Тёмная Мира в ужасе зашарила взглядом по теням. Надо быстрее уйти в портал. Быстрее. Стиснув зубы, Мира сделала ещё шаг. Ещё. Её мир её ждёт — только протяни руку… Ещё каких-то десяток шагов и если ритуал хоть чуть-чуть удался… Ещё шаг… и мир вокруг закружился — туман обнял подол платья у самых плит пола. Мира вцепилась в барона и шагнула вперёд. Но чем ближе канавки звезды на полу тем…
— Жжёт, — прошептала Мира, стараясь сделать ещё один шаг. Тряхнула головой. Что это? Будто невидимая рука мнёт мир вокруг гигантской толокушкой в невидимой ступе. В ушах зазвенело. А ноги…
— Жжёт.
Барон подхватил оседающую девицу. Спросил:
— Где? Чем жжёт? — вокруг только каменный пол. Мира задрожала. Побелевшие от внутренних усилий губы из-под медных прядей вышептали:
— Жжёт, — девица подняла посеревшее от боли лицо, и его на мгновение свела гримаса судороги, отпустила вымученной улыбкой. — Ма… май реир. — Борясь из последних сил, Мира повисла на руках барона. Ещё всего шаг и дом. Темная Мира попыталась шевельнуться, взбодрить тело, этот неуклюжий бурдюк, и мир вокруг неё поплыл в ослепляющем свете факелов, а сверху нависла юная тётушка. Позвала:
— Мира? Мира, борись. Слышишь? — её пальцы больно вцепились в плечи, встряхнули и принесли новую боль. Беспамятство застелило глаза, сознание растворилось в требовательном: — Где её амулет?
А на другом берегу Долгары в тёмном переулке Шарцу вздрогнул: почувствовал отголосок мощного всплеска силы и привалился к каменной стене, прикладывая все силы, чтобы прячущийся в двух десятках шагов в чёрном углу бугай думал, что незамечен. Бугай почесал щетину на расцарапанной физиономии, всмотрелся единственным целым глазом во встревоженное лицо озирающегося белобрысого незнакомца. Нашарил у пояса нож и оскалился в ночь: «Боги милостивы: три дня тому шорник с тощим кошелём проходил, вчера девица — ну и царапалась же, кошка, а тут — богатенький». Жилистые пальцы стиснули рукоятку ножа так, что вена на плече вздулась под грязной рубахой. «У белобрысого крепыша кошель-то потолще будет, — расплылся в кривой улыбке бугай, — боги милостивы».